Новогодний секретик

   Раз уж речь зашла про Петра Николаевича и его армейские принципы, я и про свою службу вспомнил. Служить мне довелось на Севере, где зима — полгода, а в морях обитают атомные да дизельные кораблики-лодочки. Помнится, военком меня спросил:
 — Служить-то хочешь?
А я человек простой, деревенский, возьми да и ляпни:
 — А если не хочу, то чего тогда изменится?»
Военком глянул на меня сквозь моё же дело и говорит:
 — Умный, значит. Ну вот на флот и поедешь, там умных любят.

   Я, конечно, обрадовался — думаю, хоть на море погляжу, — но виду не подал. Понял я тогда: в армии своего вида подавать не стоит без лишней надобности . Ну и поехал. Правда море это оказалось вовсе и без пальм, и  без дельфинов,  как я ожидал, а песок там разве что только рядом с топором да багром обитал.

   Привезли значит нас в учебку — место, где новоиспечённых матросов премудростям военным обучают, специализацию, так сказать, дают. Построили, стали по одному в кабинет вызывать. Захожу я, сделал три шага, как положено (а как положено, нам за три дня в поезде старшина второй статьи втолковал), и пробасил:

 — Матрос М. для дальнейшего прохождения службы прибыл!
Смотрит на меня капитан-лейтенант и спрашивает:
 — Ну, чего умеешь, матрос М.?
А чего я умею? Всю жизнь в селе прожил — трактор водить умею, коров доить да частушки под баян.
— А родители твои кто?
— Мамка фельдшером ветеринарным в селе работает. Как скот приболеет или разродиться не может, сразу её кличут. А батю не знал, только деда. А дед кем только не был — и воевал, и строил, и командовал. А на старости лет, интегрировав все ипостаси своей обширной личности, был просто главой нашего семейства — мог и повоевать, и построить, и покомандовать.

   Смотрит капитан-лейтенант на меня и, недолго думая, изрекает
 — Будешь, значит, санитаром. Раз мать фельдшер.
 — Есть быть санитаром! — ответил я и, получив отмашку, быстренько убыл обратно в строй.


   Так и началась моя служба при санчасти дивизии. Там я и познакомился с капитаном К., начальником нашей медицинской службы, военным врачом. Как я потом узнал, военные врачи — это такой кот Шрёдингера в вооружённых силах: вроде бы и не совсем врач, а вроде и не совсем военный. Историй про капитана К. и прочих у меня полно, но одна вспоминается чаще других — новогодняя.

   Дело было, как полагается, 31 декабря. В армии, конечно, много чего отличается, но Новый год там вроде бы в тот же день, что и у гражданских, — если только командир части какой-нибудь другой приказ не издаст.

   Заступили мы с капитаном К. на дежурство. Все бы ничего: к черепно-мозговым травмам, алкогольным интоксикациям и ожогам от фейерверков мы были готовы. Человеком наш капитан  был опытным в этаких  делах, не первый год служит,  но ходил всё равно на нервах. Причину этих нервов я понял несколько позже.

   Дивизия у нас была морская, лодки разные. А где есть лодки, там и экипажи имеются. А где экипажи, стало быть, есть и семьи экипажей. Так вот, у одного молодого лейтенанта жена была. Лейтенант без жены — явление в частях опасное, непредсказуемое, от скуки лезущее туда, куда по мнению командиров не стоит. А лейтенант с женой — уже и на человека смахивает.

   Жена его, пусть будет Надежда (всего и не упомнишь за столько лет), была не просто женой, а женой беременной. Причём в состоянии беременности ей оставалось быть, по предварительным расчётам, не больше недели. Муж — на боевом дежурстве в море, а жинка его, видимо, из Сибири была, возможно, и в родственниках кого-то из декабристов имела. Потому как, несмотря на своё положение, ехать в Мурманск на сохранение не соизволила. Ходил вокруг неё наш начмед и нежным, почти ласковым голосом упрашивал не рожать во время его дежурства. Но, как говорится, погодить в этаком деле не всегда возможно.


   Так и случилось. Время было уже после шести вечера, когда вызвала она к себе нашего капитана, ну и меня заодно — я ведь санитар как-никак, на санитарке, то бишь на пазике зелёненьком с красным крестиком, погрузили мы Надежду, похоронив в свою очередь нашу надежду на спокойную ночь, и поехали через сугробы да метель в город-герой Мурманск. А ехать-то километров сто. Да чего тут объяснять, что на такой машине да по такой дороге путь предстоял не близкий.

   Как оказалось, у Надежды был один секретик, а точнее — у её ребёнка. Было у него ножное предлежание. То есть, ногами вперёд хотел эвакуацию произвести. Казалось бы, какая разница? Человек свободный, гражданин на тот момент уже свободной страны, демократия, так сказать. Только в таких делах демократия не годится. Когда ребёнок вперёд ногами выходит, то, как вы уже догадались, голова в самом конце появляется, уже после пуповины, через которую он пока дышать изволит. И часто её зажимает, и гибнет. Дело тут не очень хитрое: нужно ребёнка в положение смешанное перевести, ягодично-ножное, если по-умному. А если по-простому — на корточки его посадить. А он хоть и не памятник, но посадить его — дело нелёгкое. По сути, нужно, чтобы он пяточками своими нежными во что-то упёрся и садился, садился. Вот и пришлось ему упираться в ладони моего начальника, капитана К.

   Представьте себе картинку: тёмная ночь, вокруг снега — на несколько городов хватит, холодный пазик ворчит, но катит в сторону города. А внутри — кричащая Надежда в известной многим позе, а между ногами её — уже почти посеревший капитан, который своими руками пытается посадить на корточки ребёнка-либертарианца. Я потом, уже по прошествии лет, «Властелина Колец» посмотрел и того капитана не иначе как Гэндальфом Серым называл. Очень уж ему в тот момент фраза подходила: «Ты не пройдёшь!»
   
   Ну и волшебником он тоже оказался. Потому как закончилось всё хорошо. Доехали, даже практически без матов. Единственное, что он сказал той Надежде, — так это что ребёнка они теперь должны в его честь назвать. Не знаю, назвали ли. Возможно, где-то сейчас и ходит по миру молодая девушка с красивым именем Матвей.

октябрь 2025