Dolce stil nuovo

 
Мне сказали, что донна Лаура
доживает последнее утро.
В полутьме суетятся фигуры,
доставая нехитрую утварь,
узкий двор истекает в тумане,
проплывают кувшины и тульи,
у колонны монах-францисканец
задремал на рассохшемся стуле.
Птичьи пальцы врача из Леванта
чуть дрожат, собирая микстуры, –
тенью лавра над правой верандой
тень покоя на донне Лауре.
Как вороны, кружатся подруги,
губ касается друг осторожный,
францисканец короткие руки
поднимает над каменным ложем.
Раскричался ребенок. И с люков
облетают гранитные розы.
И горгульи в разинутых клювах
еще держат летейские росы.

Где же ты, соловей сладкогласный?
Что не слышно волшебной канцоны?
Или взял тебя недруг опасный?
Или пал ты, недугом сраженный?
Или рук отвести, не иначе,
ты не в силах от сладкой ребекки -
пусть о мертвых покойники плачут!
Дева Песен бессмертна вовеки!

Но, скорее, в рыданьях и муке
избывая бессонные ночи,
ты души неподложные звуки
уловляешь.
И плачешь.
И стрOчишь.