Легенда о соловье

Он с детства знал — его уста немые,
Дела и игры слишком уж просты.
Как будто злые чары колдовские
Легли проклятьем мертвой тишины.

Но в снах к нему являлись чьи-то тени,
И странный зов, понятный без речей,
Шептал ему о таинстве растений,
О силе трав и говоре ключей.

Устав от взглядов, полных сожаленья,
От слов, что камнем падали в ответ,
Он прочь бежал, ища уединенья
Там, где людского не было и нет.

Туда, где лес, раскинув ветви-руки,
Не спросит вслух, не станет укорять,
Где можно позабыть о горькой муке
И тишину на тишину менять.

И вот однажды — солнечным лучом,
И шелестом, и птичьим песнопеньем
Лес поманил серебряным ручьем,
Чтоб одарить иным предназначеньем...

*

В него вошёл, за листьями гоняясь,
Влекомый блеском редкого жука.
Тропинка таяла, кусты сгибались,
Скрывая след  младого чудака.

А жук, сверкнув, умчал в лесную гущу,
И смех затих в внезапной тишине.
Кругом — чужие тени. Сердце пуще
Стучит: «Где дом? Не видно больше мне!»

Хотел позвать — но голос, птицей битой,
Упал в траву, до неба не достав.
И камень средь ручья водой омытый
Стал холодней, испуг его впитав.

И брёл в лесу, где свет сквозь листья робок,
Где шепчут сосны, древние как ночь.
Устав и не найдя в сей чаще тропок,
Уснул — юнцу уж бдеть невмочь.

А в сонной глубине, где правят тени,
Он вдруг запел — так звонко, так светло!
И добрый лес, убрав недуга стены,
Обнял и ветром песню унесло.

Вот муравьи, как верные вассалы,
Неслышными рядами встали вкруг.
И ежевика веточки связала
Над нежным ликом, словно верный друг.

А утром росы на листках растений
В сиянии застынут, как алмаз —
Чтоб, пробудясь от сладостных видений,
Он мог умыться каплями тотчас.

В ветвях же птичий спор — кто первый грянет
Ту песню, что пробудит ото сна?
Поёт одна в той стае птица странно —
Так, будто она чем-то смятена.

Её напев — то шепот, то рыданье,
Как будто ветер, позабыв покой,
Тревожит ветви в вечном ожиданье.
Но чей же голос слышится порой?

*

То не рыданье — это соловей,
Чья трель звенит, как горный ручеёк.
То он, забывший тяжесть прежних дней,
Нашедший в небе новый свой чертог.

Лес, не сумев спасти его от сна,
Дал больше — крылья, голос золотой,
Чтоб песнь его, как вечная весна,
Смывала с сердца горечь и покой.

Он пел о том, как долог был тот путь,
О блеске крыльев редкого жука,
О том, как сладко было там уснуть,
Где мхом укрыта тихая река.

Он пел о солнце, что в листве дрожит,
О страхе, что остался позади.
И каждый звук, что был в душе забит,
Теперь свободной птицей бил в груди.

*

И если вдруг, бредя лесной тропой,
Вы слышите немыслимую трель,
Что полнит душу светом и тоской —
То он поёт, открыв иную дверь.

То мальчик, что молчанье поборол,
Став голосом лесов, полей и рек.
Он в пенье птицы душу приобрёл,
Чтоб вечно петь за молчаливый век.