Горе

Она целовала в несчастии пальцы ребенка,
Лежащего в черном углу на пустом сундуке.
Горбатая серая смяла ладонью пеленку,
Прижала к стесненной  груди образок в кулаке.

Застыла, качнулась.. с колен не вставая болезно,
Прислушалась,
кинулась ухом к замёрзшему рту.
Упала, застыла, качнулась и взгляд бесполезный
Уставила мертвенно долго опять в пустоту.

Пред нею, покрытый колючим смешным  одеяльцем,
Бездвижные руки раскинув с обоих боков,
Младенец лежал, не внимая своей целовальце,
Не чувствуя жизни телесных погибших оков.

Промокшие волосы слиплись на лбу завитками.
Разжатые губы забрали и лепет, и стон.
Молчальница рядом, безумным огнем занята;я,
Шептала сыночку молитвы на благостный сон.

Застыла, качнулась, застыла, и руки как плети:
Разжала кулак, образок покатился куда..
Бывало ли е;й неприглядней и горше на свете?
Бессильней рукам, огрубевшим за годы труда.

Остаток свечи, дотлевая, запа;хнул горелым.
За окнами, горло срывая, залился петух.
Светало. Она опустила усталое тело
На сено, в котором стоял почерневший сундук.
 
К обедне пришёл мужичок коренастый в жилище.
Окинул бесцветными взглядами сына в углу.
«Он помер к рассвету?» - спросил безобразно за пищей,
Добавил: «Кликуша! По ангелам разве ревут?»