Смирюсь, но я с любовью

Нет, не пойдешь, конечно, в девятнадцать
Любви игуменской искать,
Что не дала родная мать.
А раз пойдешь, не сыщешь счастья.

Тебя тогда день ото дня научит жизнь -
Чужие люди чужими будут навсегда.
И нет любви внутри ограды
Монастыря.

И не пойдешь в девичьем свете
Там целомудрия искать,
Все потому, сильней мешает,
Что начинаем отторгать.

И если ты не полюбила
В себе телесность, к божеству
Не приравняв природу женственности,
То целомудрие равно
Лишь отторжению Бога части.

Я долго думала над тем,
Что есть смирение…
Себя уничижение
Под гнетом от насилия других
Никак не приводило к просветлению.

И в нас лишь главное не вкладывали
С тобой, мой милый друг, в церквях.
Какая сильная любовь к себе должна быть,
Чтоб под гнетом указующих перстов
Вышестоящих санов,
Что не несут любовь,
Стыдом не пропитаться,

Но простить себе себя.
Другого что тогда прощать пытаться,
Коль ты в себе все слабости не приняла?

Другой вдруг станет мерзок…
Злой злым, если себе ты не давала злиться.
Противной кажется блудница,
Пока в себе не примешь страсть,
Слабый кажется ничтожным,
Пока, мой друг, не просишь помощи,
Как будто сильной родилась…

А уж тогда, после себя,
Поймешь ты ближнего любого
И посмеешься над злым словом
По-доброму. И скажешь: « Да…
Такого можно пожалеть,
Кто давит и насилует от боли.
И я смирюсь, но я с любовью.»