Горемыкин

 "Женщина, в розовой кофточке, пожалуйста, освободите задний проход! А вы, мужчина, чувствуете, что не можете в него втиснуться, так не лезьте. Отходите! Вы что, не понимаете, автобус уже битком. Я закрываю двери! Попадёте под колесо, а я потом отвечай! - скомандовал динамик в салоне. - Подождите следующего, пожалуйста". Задние двери рейсового автобуса со скрипом захлопнулись, и он, автобус, кряхтя и выплёвывая из выхлопной трубы сизый дым, покатился по маршруту. "Граждане пассажиры, передаём за проезд! Напоминаю Вам, что за безбилетный проезд неотвратимо наступает ответственность в виде штрафа в один рубль. На линии может работать контролёр. Следующая остановка "Химчистка" - продолжил динамик.
  "Ты бы спел. А то скучно". - юморнул, явно навеселе, мужичок, передавая за проезд. В салоне рассмеялись. "Не положено! Распивать и распевать в салоне автобуса категорически запрещено!" - то ли в шутку, то ли всерьёз пробасил динамик.
  Константин Горемыкин, по-простому Костя, работал водителем в автобусном депо. Он был хорошим и добрым парнем. Воспитанным и в меру серьёзным. Можно сказать, он был обыкновенным советским человеком. И как обыкновенный советский человек он был очень
ответственным работником. Но надо добавить, что ко всем этим положительным качествам, Костя был ещё и необыкновенным. Эта необыкновенность заключалась в том, что его ответственность не знала границ. Он чувствовал себя ответственным не только на работе, но и в быту. На работе он сетовал, на то, что его автобус, как ему казалось, быстро стирает шины. Включая свою ответственность, Константин, старался резко не тормозить, и соблюдал скоростной режим, что способствовало, по его мнению и техническому предписанию, снижению расхода топлива. Со всей ответственностью, на собраниях, он клеймил позором прогульщиков, грубиянов и выпивох. "Такое поведение и поступки не дают этим личностям называть себя строителями коммунизма! - этими словами он обычно заканчивал свой спич. В партию он ещё не вступил, считая этот шаг очень и очень ответственным. - "Мне нужно ещё работать и работать над собой". - без всякого пафоса и от всей души говорил Константин. В быту, Горемыкин был ещё более ответственен, если не сказать, что он был педант. Проживая на третьем этаже многоквартирного дома, он никогда не пользовался лифтом, считая это полной безответственностью к подходу эксплуатации такого сложного механизма и быстрому выходу лифта из строя, влекущим за собой не только долгосрочный и дорогой ремонт, но и страдания соседей, проживающих этажами выше. Несмотря на то, что Косте шёл уже двадцать восьмой год, он был холост. И в этом вопросе, он был чрезвычайно ответственен. - "Это очень серьёзный шаг, и большая ответственность - говорил он по этому поводу, - семья - это ячейка общества. К этому шагу нужно отнестись взвешенно, трезво и рассудительно. Я пока не подготовил почву для счастливой семейной жизни. Вы думаете: свадьба, кольца, шампанское, "горько" и это всё? Вы глубоко заблуждаетесь!"
  Мало того, Костя чувствовал себя ответственным во всём и за всё, включая внутреннюю и внешнюю политику. Если во внутренней политике, по сообщениям центрального телевидения и прессы, было, само собой разумеется, всё в порядке, то во внешней чувствовались провалы и перегибы. Он почему-то корил себя буквально за всё, что только не происходило на загнивающем западе. Да и за то, что запад загнивал, Горемыкин чувствовал себя в какой-то мере виноватым. Значит, что-то не доглядел, не досказал на  собрании трудового коллектива. Не посоветовал протянуть руку помощи угнетённому братскому рабочему классу. Не смог своими пламенными речами переубедить этих загнивающих капиталистов перейти на путь развитого и процветающего социализма. "Фабрики рабочим! Землю крестьянам!" - всё время крутились в его голове воззвания Ленина. "Как же это я не произнёс эти замечательные слова, на последнем собрании? Какая всё-таки безответственность с моей стороны", - думал Константин, укладываясь спать. - Вот произнеси я эти простые, но бесценные слова, глядишь, эти разжиревшие буржуи одумаются, поделятся с пролетариатом, и наступит рай там у них. И перестанут они загнивать. В рай как в таковой Константин, конечно же, не верил, потому что в Бога, будучи атеистом, он, естественно, не верил. А если Бога нет, то и рая, соответственно, нет. Константин Горемыкин, свято верил в коммунизм. Он всеми фибрами своей души чувствовал его неминуемое приближение. Опираясь на доктрину Никиты Сергеевича Хрущёва (коммунизм через двадцать лет), Костя даже вёл своего рода подсчёт прихода коммунизма. И в том, что он, коммунизм, может задерживаться, чувствовал свою ответственность. "Значит, что-то не предусмотрел, не довыполнил, не перевыполнил" - отчитывал себя Горемыкин.
  В том, что умер Леонид Ильич, Костя чувствовал и свою ответственность. Ему казалось, что он мог каким-то образом положительно повлиять на старение генсека, и ухудшение его драгоценного здоровья. Ему вдруг стало невыносимо стыдно за то, что он не с должным вниманием читал всеобъемлющую литературную работу Леонида Ильича "Жизнь по заводскому гудку", бегло пролистал "Возрождение", ничего не почерпнул для себя из "Целины" и не законспектировал "Малую землю". Похоронив генсека, он поклялся, что обязательно выправит такое положение, и даже приобрёл в школьном магазине большую общую тетрадь за четырнадцать копеек.
  При Андропове Горемыкин настолько ответственно отнёсся к распоряжению нового генсека о запрете посещения трудящимися кинотеатров в рабочее время, что перестал посещать их и в выходные дни. Узнав, что новая водка по четыре рубля семьдесят копеек за пол литра появилась на прилавках магазинов и называлась она в народе "Андроповка", хотя на этикетке не было никакого названия, Костя отнёсся к этому событию весьма ответственно. Дабы поддержать Юрия Владимировича в экономическом плане, он, как говорится, сел на стакан. Плюс к тому "Андроповка" была аж на шестьдесят копеек дешевле ходовой по тем временам "Русской". А уж про "Пшеничную", по шесть двадцать и говорить не приходится. Ответственность Горемыкина дала о себе знать. Повторюсь: так как Константин ко всему в жизни относился крайне ответственно, то и к употреблению алкоголя он подошёл во всеоружии. Он с каждым днём старался улучшить экономическое положение СССР. Незаметно для Константина выпивка для него становилась необходимостью. Покупая в магазине поллитровку, он свято верил, что это его маленькая финансовая толика в огромный бюджет огромной страны. Появились однодумцы. Борьба за экономические успехи государства стала занимать у Горемыкина всё его личное время в выходные, затем и в рабочие дни. Костя стал прогульщиком. Не потому, что он стал безответственным, нет. Просто эта самая борьба отнимала у него не только время, но и здоровье. По утрам Горемыкин уже не подскакивал с постели под звон будильника и не спешил в душ. Отставлена была и утренняя гимнастика. Теперь кряхтя, сползая с кровати, взлохмаченный и взъерошенный, он брёл к холодильнику, в надежде, что в нём притаилась бутылка спасительного "Жигулёвского" пива. И горе, если её там не было. Начались запои. С работы его уволили за прогулы. Зелёный змий победил. Он подмял под себя Костину ответственность. Заставил проявиться в будучи порядочном строителе коммунизма отвратительным чертам и повадкам. Описывать типичное поведение опустившегося алкоголика, считаю бессмысленным занятием. Думаю, что это не секрет, и Константин Горемыкин в этом плане совсем не одинок.
  Он давно уже не подсчитывал время прихода коммунизма. Да и вообще понятие время для ответственного алкоголика перестало существовать. Как-то за пьянками и запоями Горемыкин даже не заметил как из развитого социализма он очутился в диком капитализме. К тому времени Костя пропил всё и вся. Его однокомнатная  квартира в центре Москвы на Шаболовке, стараниями недобросовестных риелторов и нотариусов перешла каким-то совершенно незнакомым его "родственникам", и Костя стал бомжом. Точно не могу сказать, ответственно или безответственно отнёсся к своему новому статусу Горемыкин. Скажу одно, что к своему здоровью и к себе, как к личности он давно уже потерял всякий интерес и ответственность. Уже какой год он полуголодный ночевал по подвалам. Днями, грязный и оборванный, он бродил по городу с одной только мыслью об алкоголе. Иногда он стоял с протянутой рукой. Милиция его уже не забирала, так как вонь после его ночёвки в обезьяннике была невыносимой и стояла долго. Как-то зимой Костя утром не проснулся. Думается, он замёрз. Где его прикопали, и прикопали ли его вообще - одному Богу известно.
  Страна не заметила потери. Страна решала кучу свалившихся на её голову проблем. А как вы думали - одним прыжком из одной эпохи да в другую.
  Что хочу сказать по поводу Константина Горемыкина? Не знаю, что и как, а к своей фамилии Горемыкин он отнёсся очень ответственно.