Поэза!

* * *
Я перевёл себя на русский
с древнекитайского вчера…
И стали Музы глазки узки
по  мановению пера…
А у меня — глаза – Ку-ку! –
по древнему
полтиннику…
(Николай Ерёмин)



Когда ты по́лу мужеского – то
скорей всего ты прослывёшь поэтом,
коль виршей небывалых волшебство
подобно ослепительным кометам
роится у слагателя в уме,
предвосхищая лавры и шумиху, –
успехи аттестуются в семье,
не будет пыл писательский запихан
под жёсткий пресс хозяйственных забот,
которыми полны́ до края будни.
У женщин же — совсем наоборот!
Не гоже им побрякивать на лютне,
когда присмотра требует супруг
и деток хор рутинно завывает.
А на Парнасе творческих заслуг
дотошный критик местным полицаем
придирчиво шманает блёклый стиш,
выискивая в нём кривые ямбы…
А ты стоишь – землистая стоишь! –
припоминая про́клятые штампы,
что запихала в скорый виршеро́к,
состряпанный меж глажкой и обедом…
Маячит перед взором марш-бросок —
назначенная встреча с логопедом:
у младшего проблемы с буквой «эр»,
он против озвучения рычанья;
подруга угодила в адюльтер,
и надо брак спасать от развенчанья;
затем — базар... налоговый отчёт...
и уйма мелких всяческих делишек;
и пёс от несварения блюёт;
на службе неурядиц выше крыши.
А музы?!
У мужчин их — пруд пруди!
Весна! – Зима! – Осенняя Прохлада!..
А у тебя единственный — Один!
Муз Прочных Уз!  Другого и не надо.
И смотришь на него из года в год,
волосики его перебираешь,
а он и рад... То кофе поднесёт,
буквально рассмешит шалтай-болтаем.
И хохотать устанешь вместе с ним,
что Humpty Dumpty просто отдыхает, –
не нужен цирк, ни развесёлый грим…
А ты строчи – строчи для "разгильдяя",
для тех, кто близок… Их дороже нет,
кто слушает с таким благоговеньем!
Да канет пусть известности секрет
в болотистой глуши на выселенье,
важней всего тепло родной души —
не бонус от придирчивых сограждан!
И нагнетатель внутренний: «Пиши!»
по сути-то  совсем  уже не важен…






* Humpty Dumpty — персонаж английской детской песенки Шалтай-Болтай, которая, вероятно, изначально была загадкой; обычно он изображается в виде антропоморфного яйца, хотя прямо об этом нигде не говорится. В Соединённых Штатах этот персонаж стал популярен благодаря Джорджу Л. Фоксу как клоун с таким именем в одноимённой бродвейской пантомиме 1868 года. Льюис Кэрролл в своей книге «Алиса в Зазеркалье» (1871) превратил его в ожившее яйцо. Там Алиса замечает, что Шалтай «очень похож на яйцо», что Шалтая «очень задевает». Шалтай-Болтай говорит: "Мое имя означает форму, которой я являюсь". Алиса уточняет, что она сказала, что он похож на яйцо, а не что он и есть яйцо, и они продолжают обсуждать семантику и прагматику.

Post scriptum:
Николай Ерёмин "Пивной причал"

1.
Поэзия закончилась в стране!
Осталась проза… Но стихи — во мне
остались,  не закончились, живут!
И – там ли,  тут ли я – чего-то ждут…

2.
– Мрак! Ни зги  не видно…
Охи да грехи…
И тебе не стыдно
за твои стихи?
– Нет! – Сказал Емеля:
– Мрак – моя родня…
Свет в конце тоннеля –
он не для меня…

3.
– Я был когда-то не бездарным
я рифмовал любовь и боль…
А,  став  поддато-легендарным,
рифмую   боль  и алкоголь…
В Пивном причале,  от  души,
где мне внимают алкаши…
И, кто-нибудь за Божий дар,
вдруг предлагает гонорар  –
и просит подарить, как  псих,
автографы стихов моих…
И я ему вручаю в дар
неповторимый  экземпляр…
И ухожу,  увы  и ах,
на возражающих ногах…
И слышу возглас  мне вослед:
– Вы удивительный  поэт!