Злобный Вервольф и Храбрый Молодец

В лесах, где топь гнила и пахла тиной,
Где свет дневной едва себе дорогу знал,
Один вервольф, свирепостью звериной,
Окрестности в великом страхе содержал.
Из ближней деревушки, Глотоном званной,
Кто б ни пошел — и стар, и млад —
Тотчас же делался добычей окаянной,
И мало кто потом вернулся жив назад.

И вот однажды, летней теплой ночью,
Когда глядела сквозь листву луна,
Шел молодец лесной тропою, между прочим,
В родную деревушку, домой брёл он, не спеша.
Он был не трус, но все ж держал ухо востро,
Как вдруг из тени, где густее мрак,
Пред ним предстал чудовищный и пестрый
Тот самый зверь, людей заклятый враг.

Наш молодец, однако, не смутился,
Не бросился бежать, теряя ум и прыть,
А лишь в руке кинжал его блеснул и взвился,
Чтоб жизнь свою злодею не дарить.
Метнул он сталь — и прямо в глаз попал!
Взвыл монстр так, что лес пошел дрожать,
Но боль лишь ярость в нем воспламеняла,
И он на смельчака помчался, чтоб сожрать.

«Урою!» — рык разнесся по дубраве.
Но парень был и ловок, и умен:
Подпрыгнул вверх и в движенье своем,
За сучок зацепился, будто клен.
А сверху, глядя на врага седого,
С усмешкой молвил: «Что, мохнатый, злишься?
Не всякая добыча для такого,
Как ты, урода, сразу пригодится!»

И, вынув нож из чистого серебра,
Что для таких, как волк, страшнее яда,
Он спрыгнул вниз. «Кончается игра!
Соплей жевать, разбойниче, не надо!»
Вцепился в холку зверя, что есть сил,
И, прежде чем тот мог опомниться от гнева,
Сказал: «Кто кровь невинных слепо пил,
Тот не достоин зреть дневного света!»
И в глотку нож ему по рукоять вонзил

Мораль сей басни всякому ясна:
Коль встретишь зло, не жди, что мимо пронесет.
Не только сила грубая страшна,
Но ум и храбрость верх над нею завсегда берет.