Когда не убий смотрит из-за штор

Когда «не убий» смотрит из-за штор

(философское эссе по стихотворению Ре Ми «Война»)
http://stihi.ru/2023/01/12/1429

Есть тексты, в которых война — не событие, а состояние бытия.
Стихотворение Ре Ми принадлежит именно к ним. Оно начинается не со звона оружия,
а с гулкого признания: «Годы вписались за мною так — память соблазняет лишь тем, что не кануло в совесть».
Память здесь не лекарство, а яд — она возвращает не свет, а остатки совести,
которые ещё способны болеть.

Читая это стихотворение, понимаешь: речь идёт не о войне между государствами,
а о войне внутри человека, в которой гибнут смыслы, чувства, вера, язык.
Когда автор произносит «Мне нужен час, чтобы шаманство мыслей низвести к словам»,
он словно признаётся — слово стало не инструментом, а проклятием:
всё, что мы пытаемся назвать, уже заражено ложью, риторикой,
инфекцией самой эпохи.

И тогда звучит крик — «ВОЙНА!» — как диагноз.
Не как лозунг, не как призыв, а как вспышка сознания,
в которой мгновенно видно всё: театр разрушенного мира,
где «осветитель смутный Гамлет» ищет смысл,
а «волонтёры из лож сыпят фантики на обречённые главы».
Это не просто образы — это зеркала.
Гамлет, Хемингуэй, Челлини, Нотр-Дам — все они уже не символы культуры,
а руины, в которых отражается наш век.

Среди этих руин живёт странная, почти горькая ирония:
попадание в цель стало целью жизни.
И если раньше цель была смыслом,
то теперь смысл сам стал мишенью.
И всё, что остаётся, — лишь механика: ракеты, лозунги,
и чувство пустоты, спрятанное за флагами и гимнами.

Автор вспоминает 1961 год —
тот самый, когда человек впервые покинул Землю.
Тогда казалось, что человечество вырастет из страха,
что оно научится не убивать, а созидать.
Но прошло шестьдесят лет, и космос действительно покорён —
только не разумом, а маразмом.
Люди научились стрелять в небо,
но не научились смотреть в него.

Во второй половине текста наступает тишина.
Она страшнее взрывов.
Слова становятся всё реже, длиннее, как шаги по пустому залу.
Поэт задаёт вопрос, который не требует ответа:
«Кто дарует праху право на самоопределение?»
И этим вопросом он разрушает весь привычный порядок мира.
Если даже прах хочет свободы —
значит, свобода умерла вместе с телом.

Последние строки — как занавес,
но не театральный, а погребальный.
«Мелким бесом призыв „не убий“ сквозь шторы отыгранной пьесы взирает на нимбы тех, кто с интересом, и спины равнодушных».
Это не просто финал — это приговор.
Приговор времени, в котором война стала зрелищем,
а сострадание — скукой.

Но, может быть, именно в этой тьме есть просвет:
поэт всё ещё пишет.
Он не молчит, не прячется в иронии,
он называет вещи своими именами —
и этим возвращает языку достоинство.
Пока слово живо, даже заражённое,
в нём остаётся возможность очищения.

Война — это не конец.
Это зеркало, в которое мы всё ещё можем заглянуть,
если хватит мужества не отводить взгляда.