Цикл автобиография

Жить — это значит постепенно рождаться.
Антуан Экзюпери

Не пытайтесь меня встревожить

Не пытайтесь меня встревожить,
Мол, немногое — это немало!
В полуполное не переложишь
То, что полупустым стало.

Было время! Листая лица,
Слышу вновь многолетий хоры,
Как хрустели, ломаясь, спицы
И возниц развевались лоры*!

Но вечерней зарницы тени
Нам иную стяжают славу.
Жить «на бис» — непосильное бремя.
Бес погубит, скандируя: «Браво!»

Неразумно прошлое множить.
Всё единожды, как мать.
Так стена обрушиться может,
Если нижний камень убрать.

* Лор (греч. лента) — широкая длинная полоса ткани,
украшенная жемчугом и драгоценными камнями


Эгейский лоток

Я не поэт и быть им не могу.
Но всякий раз от красоты житейской
Теряю голову, ныряю и краду
Сокровища из глубины Эгейской.

Я понимаю — красть нехорошо.
И в «плутовстве» нет высочайших правил.
«Я Вам пишу…», а самому смешно: 
Он выронил, а я перенаправил!

Стекает в вечность времени река,
Скрывает рифмы и мраморов тайны.
А я, плеснув с эгейского лотка
Логосов сладкозвучных сочетания,

Уф-ф,
Умолкаю!
Слишком глубоко.
Меня пугают зыбкие мраморы,
И жжёт гортань божественный Логос,
И плавит одежонку вора.
 
Дом моей жизни

Я создаю в себе самом
На средства Горних поступлений
Усладу сердца, умный дом,
Где нет ни тягостных влечений,
Ни серых пятен, вглубь сеней
Зовущих окриком недуга.
Где всё разумно, ночь и день
Согласно бродят друг за другом.

Я дом слагаю много лет.
То денег нет, то смысла жизни.
То грянет гром, и дней бювет
Наполнят слёзы укоризны.
Минуя планы этажей,
Прольются в цоколь, как надежды
На рукописи и чертежи,
Мной ненаписанные прежде.

Мой милый цокольный этаж,
Былых раздумий грозный витязь!
Ты шёл всегда на абордаж,
Но не всегда был победитель.
Господь с улыбкой сочетал
В тебе и посох, и палитру:
Любви беспечный карнавал
И слёз сердечную молитву.

Увы, нет крыши. До сих пор
Проросших стен тугие силы
Сомкнулись кряжисто, Позор!
Встречать закат через стропила.
Печи нетопленой труба
Отныне — аистов гнездовье.
Что ж, смысл всякого труда —
Опору ладить к изголовью.

Друзья,
У жизни на краю
Моей судьбы седую правду
И дней кадастровое право
Вам с радостью передаю. 
Прошу вас только об одном:
В воспоминанье человека
Не разбирайте этот дом
На нужды будущего века!




Поздняя встреча

Подчас из прожитого «я»
Беспечно выпорхнет былое
И чмокнет в губы: «Я с тобою!»
И ты подумаешь: «А я?..»

Стать прежним — непосильный труд.
Но, пропустив стаканчик «Кьянти»,
Отмерить дружеским объятием
Аршин младенческих причуд

Мы оба вправе.
Пусть как прежде
Клокочет красное вино.
Ведь в юные лета равно,
Какие на плечах одежды!



Будь мудр и терпелив!

Ты погоди ещё чуть-чуть,
Не тронь рукавником железным
То нежное, что безмятежно
Едва лишь направляет путь.

Пусть много будущего зла
Ты видишь в одеяньях кротких,
Дыхание пределов плотских —
Вино для терпкого ума.

И помни, обнажая нож:
Поранишь сук — себя уронишь.
В премудром деле волка тронешь —
С овцы добра не соберёшь!

 


Возвращаются старые песни

Возвращаются старые песни, Как в плену побывавшее время. Возвращаются старые песни, Как проросшее доброе семя. Наши юные певчие гласы, Восхитительных женщин зарницы, Коммунальные кухни-террасы И гитара, которой не спится! Мы по жизни едва ли богаты. Умирать предстоит в одиночку. Наши песни крылами заката Нас восхитят, как в лучшие ночи! Мы узнаем далёкие земли, Сбросив хвори и старые платья. И сквозь песни вернёмся на Землю, Где любовь обнимает и платит, Где надежда, как радость невежды, Не(пред)сказуема, Где горят, как светильники веры,
Наших песен былых слова!



Послесловие побед

Вот послесловие побед:
Последний возглас покаянный
И рифм мерцающая лава,
Стекающая в слово «нет».

Вот предисловие другой,
Ещё неясной жизни в смерти,
Когда изношенные тверди
Врастают в илистый покой.

И там, в глуши, за точкой «ру»,
В земле емейлов однородных
Вы обретаете свободу
Сквозь собственную наготу.

И в послесловие побед
В ладонях датских гулкой ранью
Послышится вам как предание:
«Горацио! — воскликнет Гамлет. —
Вот — череп, то-то был поэт!»