записки не юному врачу

записки юного врача (не написанные булгаковым) записки не юного (моего) врача 

мои тенистые аллеи, где розы цветут с безмолвным криком, я — меланхолик с чертами холерика, в воздухе терпкость гнилых апельсинов, затмение в сердце, но луна светящаяся, срывая шипы под маской угрозы, нежность превращается в яд, когда ты уходишь, взгляд твой остёр, как нож, но не обжигает, любовь как хирургия, страсть как скальпель, в тени, где свет не дышит, тот час, что вечно тает, сквозь недоразумений завесу страдая, нежное тело твоё напускной грубостью моё сердце сжимает, мои губы оставляют следы на белом халате, ты говоришь, мои мысли пугающие, ты будешь жить вечно
(по крайней мере в моём сознании)

я хочу быть тобой, где всё вечно рационально, строгое, у меня же нежно, с уклоном в безумство, твоя квартира не дешёвая, не кричащая роскошью, но вылизана под минимализм, где всё просто, он говорит мало, но каждое слово остаётся в воздухе дольше, чем нужно, я не спрашиваю ни о чём, хотя вопросов слишком много, может быть, молчание — это тоже способ разговора?
свет в глаза после наркоза, и я знаю: это ненадолго, но достаточно, чтобы запомнить

каждое твоё движение скальпелем по жизни кажется мне не разрезом, а поцелуем в самое сердце, и я готова смеяться даже тогда, когда мне больно, потому что боль от тебя — это сладость, смешанная с мёдом, вином и летними грозами, ты смотришь на меня, и я чувствую, что твой взгляд может разрезать всё лишнее, оставив только меня настоящую, раскрытую, дрожащую, и это странная нежность, похожая на похоть, уважения много, но вот ваши поступки отвратны, вроде взрослый мужчина, а играете со мной в прятки

моя любовь к тебе неприлична, слишком громкая, слишком чувственная, слишком настоящая, моё сердце пульсирующее юностью, моё прошлое обескровлено, ты — моя любовь, которой раньше просто не существовало в природе, но в твоей аптеке лекарства горькие, и я пью их с улыбкой, потому что даже отрава становится нежной, если в ней есть мои мысли, моя любовь к тебе — дикость, жар, ночь, что не кончается, пробуешь свежие фрукты с моих рук, медленно, жадно, пока играет фрэнк синатра, а на сиденье тает манго, и я знаю — я твоя, потому что в твоих руках я превращаюсь в август, я хочу отдать ему всё лето целиком — дыню на рассвете, персиковый сок на запястьях, сигаретный дым в полумраке, и пусть он держит меня, как держат редкое винило, которое нельзя поцарапать, но можно крутить до утра, и пока играет музыка, пока капает липкий сок с моих пальцев, пока его дыхание бьётся у меня в рёбрах, я знаю — это и есть счастье

я всё отшучиваюсь, что ты мне в отцы годишься, но отступить не могу, не умею с собой мириться, ты где-то в своих буднях, в кожаной куртке, на заправке, ты вернёшься, скажешь — по делам, ненадолго, расскажешь, что сын подрастает, что учится быстро, что похож глазами на мать, но характером почему-то я вылитая, ты любишь степь, широкие трассы, где музыка хрипит от ветра, ты говоришь, что в этих местах человек остаётся человеком, я молчу, потому что рядом с тобой — наоборот, я становлюсь кем-то

я не умею быть правильной, я умею быть живой и немного вредной, пока тени встают на колени перед твоим светом, ты смеёшься где-то в глубине комнаты, и я понимаю, что снова прощена за всё, чего ещё не сделала, ночью я глажу простынь, где осталась складка от тебя, словно поглаживаю рану, любовь — это тихий психоз на двоих, но тебе досталась амнистия, я всем говорю, что ты хороший человек, но мои же глаза опускаются на пол

ты ломаешь телефон, чтобы дозвониться до моего молчания, а я режу ночь пополам — сигаретой, музыкой и отчаянием, я устала тащить крест, но ты вешаешь новые мне на плечи, и я знаю: с тобой любой ангел превращается в беса вечно, и ты сам попросишь остаться, хотя обещал исчезнуть до утра, я могла бы смеяться, когда ты режешься о мои слова, но мне нравится смотреть, как твоя гордость течёт по рукам, как вино из бокала, я могла бы пощадить тебя, но разве в этом есть хоть капля искусства, я не люблю аккуратность, я люблю, когда всё летит к чёрту, я могла бы простить, но в прощении нет самодурства

ты моя полынь и моё вино, горечь пьётся, сладость жжёт, с тобой и мученье, и счастье, с тобой и погибель, и рай, в твоих глазах нет ничего лишнего, только честность и усталость, и если кто-то спросит, зачем мне это надо, я отвечу цитатой — «ты один мне и мука, и радость», спокойно, ровно, без пафоса, будто это часть бытия, я думаю: может, всё и правда болезнь, и лучшее лекарство от неё — не вылечиться, а прожить до конца, пью вишнёвый сок из бокала, где должен быть твой коньяк, каждый шаг превращается в цену, которую я плачу за всё то, что умею, я учусь читать твои записи на полях, где вместо слов усталость и бескрайность, я учусь дышать в чужих зеркалах, где моё отражение соскальзывает в отчаянность

я смотрю на его руки — на них жизнь моя и чужая, и я боюсь, что каждое прикосновение может быть и болью, и лечением, и в этом смешении я теряюсь, он молчит, а молчание его наказание строгое (молчание — громче приборов, громче снов, громче моих догадок, и я хочу кричать, но знаю — это будет лишнее, лишнее для него, для меня — уже поздно)

я сплю в твоих пальцах, как в клетке из дыма, и знаю — свобода всегда анонимна, я зову тебя грехом и молюсь на падение, но каждое падение — моё воскресение, ты был моим морем — и я тонула нарочно, ведь в каждой волне твои руки порочные, ты был моим храмом — и я молилась на пьедестале, ты был моим раем — и я жгла этот сад, где яблоки гнили, но каждый был рад, я путала грехи с гримом, грим с гримасами, гримасы с масками, маски с рассказами, я звезда безымянная, золотая, ты ферзь, мир — это шахматы, ломаю рифмы, как ногти об кожу, и всё, что тебе нужно — быть со мной моложе, и я тянусь к тебе, как к запретной моне, я говорю правду, но рифмой в лицо, я играю с огнём, потому что мне всё равно

я не рассказываю никому, кто звонит мне по вечерам, я не рассказываю никому, где пропадаю после работы, все догадываются, но никто не знает, я пишу имя в блокноте и тут же вырываю страницу, я набираю номер и стираю цифры, делим на двоих мой день рождения в мае, он ближе к концу, чем я к началу, но это не то, что я собираюсь объяснять, а я думаю: если они услышат правду, они просто назовут её слухом (разве не всё превращается в шёпот, если слишком близко поднести к уху?)

я уже не помню, что было сначала — ты, твой голос, моё отражение в твоих очках или тот момент, где я впервые посмотрела на тебя и поняла (если ты уйдёшь — я растворюсь, и мне даже не будет больно, просто не достанусь никому)

если бы не ты, я бы (вены шёлк)
если бы не ты, я бы (сорвала швы)
если бы не ты, я бы (рвала цветы)
но ни в одном не нашла тебя