La Tete du Cardinal

Нет покоя ни грешным, ни праведным,
Это было всегда, монсеньор.
Ведь у черни, похоже, за правило –
Осквернить и погост, и собор.

Я сжимаю газетную вырезку
В лихорадочно-белых руках.
Омерзительно. Жутко. Немыслимо.
Обесчестить и память, и прах.

Обелять малодушие мерзости,
Облачённой в священный запал,
Наконец-то набравшихся смелости,
Чтоб прервать ваш покой, кардинал.

Мёртвый лев, он уже не поднимется
Только так им, тщедушным внутри,
Позволительно стало приблизиться.
Только так им дано отомстить.

Моя скорбь завывает и мечется,
Я мечтаю уметь проклинать.
Чтоб в припадке моей бессердечности
Им осталось одно – подыхать.

Как мучительно жжётся под рёбрами
Лишь от мысли, что с вами и так.
Что дерзнули пойти на подобное.
Что и ждать от безродных собак.

Я беззвучно сжимаюсь от горечи,
Лбом прижавшись к одной из колонн.
Я не вы. Я настолько беспомощна.
Мне тяжёл даже мой Вавилон.

Но, клянусь, я бы встала решительно
Между вами и этой толпой.
И смеялась бы так оглушительно,
Чтобы смех был похожим на вой.

И с таким неземным упоением
Нарезала бы их на куски.
Всё по чести - и тление к тлению.
Чтобы кровь не плодила долги,

Я умылась бы алыми брызгами,
Подарив святотатцам на миг,
Шанс остаться нетронуто чистыми
И в ничтожности жизней своих.

И, коснувшись священного мрамора,
Еле слышно, но твердо шептать.
Что по вам не закончится траура,
Пока я продолжаю дышать.