Город ржавых теней. Пневматическое сердце

И так продолжение. Прослушать можно тут https://suno.com/s/mV9dY8QWWGiBHMut

В  городе стальном, где трубы ржавчиной рыдают,
Железные башни тянутся к небу из мрака.
Там ходит безмолвный, видя как люди выживают,
В груди его тикает время и эхо тяжело шагает.

Когда-то был человеком и шутом добродушным,
Регулярно спасала собака, и девочка победоносно.
Но смерть оказалась быстрее, чем удлинённая рука,
И близкие канули неожиданно, в землю безмолвно.

Теперь бессмертен, теперь он вечная машина,
Паянный холод, заклёпки и рваные раны души.
Он мстит без звука, с точностью старой машины,
Приговор капиталу, выжженные медные морщины.

Воров покалечит, чиновников продажных утешит,
Купцам, что на хлебе нажили стеклянные замки, срежет.
Забьёт им в грудь шестерни, со скрежетом вины,
Знак расплаты часовой зубец, что отсчитывает твои дни.

Народ шепчет по ночам: «Он чистит и ходит,
Он вышиб из лёгких купеческий, гадкий смех.
Демон заводов, бессмертный инспектор,
Тот, кто законы продажные найдёт, как детектор».

А где-то под кожей ещё живёт и шевелится
Тот смех, что когда-то был детский, поселится.
Но память о друзьях, как ржавая шестерёнка:
Вертится, скрежеща стеклом, не забыть ребёнка.

И в каждом квартале, где голодные дети рабочих,
Может появиться тень, с приговором для прочих.
Капиталистам не спрятаться в стеклянных замках,
Вечен, пусть медленно, но дотянется до вас в пижамках.

Но редкие ночи спокойствия, в глазах вспыхнет
Осколок девчонки, что больше не дышит.
Она говорит ему: «Инспектор, довольно…»
Но сердце из стали не желает о прощении слышать.

Он вскрикнет в ночь, но голос звучит медным,
В груди, тикает звуком ритмичным и долголетним,
И эхо ответило от стен, ты больше не человек.
А душа превратилась в ржавеющий свет.

И потому он медленно идёт, уходя в туманы,
И смерть за спиною его, шагает устало.
Вечный скелет с гаджетами из меди и стали,
В балладе о мести финала нет, как бы не ждали.

Теперь он бессмертен. Теперь он тихая машина.
Паянный холод.  Душа рванная, разорванная доктрина.
Он мстит без слов, без жалости, без судебного права.
Он чёрный приговор, зажравшегося капитала.

Он жив, но не жизнью, а словно спиралью вращается,
И время в груди его, тихо в агонии сжимается.
Где сердце стучало, теперь компрессор дышит.
Где были чувства, коррозия души историю запишет.

И, может, когда-то утихнет последний завод,
Он встанет звёздной шестерёнкой у небесных ворот.
И даже Бог, увидев путь его и стали уставший лик,
Молвит: справедливости ангел, а не старый механик.