А в Роду, где Бабка не пела, а Мать не плакала

А в Роду, где Бабка не пела, а Мать не плакала,
Вдруг рождается Внучка, да такая - то в крик, то навзрыд...
Её любят, конечно, но как умеют: скупыми знаками, холодными лапами...
Потому что, как глянут, так где-то внутри заболит
Замороженное, отложенное, задушенное...
До души ли им было, когда выжить - уже вопрос!
А она - позволяет себе, никого не слушая,
Выбирать жизнь по сердцу! А она не боится слёз!
В её юности вдруг прорываются Бабкины раны,
Сор, что Мать замела под ковёр, попадает в глаза.
Она режет себя, когда слышит от них: "Ну, ты у нас странная!"
И никто не умеет всю правду ей честно сказать...
Да и как? Если вытерто, выжжено, выбито намертво
Бытие быть счастливой, любимой в поколениях трёх до неё?
И ни Бабка, ни Мать не знают - как верно, как правильно...
Все умели терпеть. Ну, в Внучка вдруг хочет своё
Отыскать в этом мире, протестуя безудержной правдой
Против страшных дорог, что сгубили и Бабку и Мать...
Но её острота вызывает в семье лишь досаду,
Да желанье "пригладить" то, что Род научился скрывать...
Она бьётся как птичка о железные прутья решётки
Тесной клетки, что долго была всем судьбой...
Её шрамы болезненны, чтоб помнить - мучительна кроткость,
Если вдруг ты откажешься быть счастливой, собой, не такой
Как усталая Мать, как закрытая наглухо Бабка...
И кто знает, Прабабка? И сколько ещё до неё?
Если Род продолжается, в нём рождается Сила царапаться,
Прорываться и биться - за своё, за своё, за своё...