возьми трубку, вселенная

они убеждают, что нужно грамотно делать запрос вселенной:
мол, если ты думаешь, что неудачник, то такая программа.
что все твое негативное мышление — твоя вина, несомненно.
ты же помнишь, что мысли материальны до миллиграмма?


полжизни тебя гнобили знакомые, предки говорили — терпи.
если занял не первое место на конкурсе, говорили: «неудивительно,
ты будто вообще не из нашей семьи, в кого ты такой уродился?»
и так научился оставаться в тени, зашивая рот нитями.


туда же вплетая мнение, взгляды, борьбу за свою личность.
ну, так, я же действительно ни с чем не справляюсь нормально.
мне доверили помыть посуду в гостях, а то было нечисто,
я разбил чью-то кружку, фаянсовую, но нечаянно, правда.


на меня орали так, будто я организовал блокаду ленинграда.
будто в интернетизации всей молодежи виноват все еще я.
«а вот в наше время...» — да я не спрашивал, через какие баррикады
вы добирались до хаты, ныряя в болота, серпантин и поля.


да и вы не спрашивали, как у меня вообще дела.
откуда у меня синяк на локте, я рубашку задрал специально.
вы, че, реально не видите? зачем вам тогда глаза?
я под домашним арестом в том, в чем виноваты «мои друзья»?
гениально.


и, по-вашему, в двадцать я должен думать, что все получится?
что та девчонка согласится пойти со мной на свидание,
и я потрачу всю свою з/п на оплату ресторана, за устрицы,
а она утром ответит: «как все было классно! поехали в данию?
например, завтра».


а, точно, забыл позвонить вселенной, сообщить, как я крут.
и теперь мне финансово нужно организовать в европу тур.
и у меня же должны найтись силы двигаться дальше,
мне не ставили плохих диагнозов, это лень, это фальшь все.


я притягиваю все дерьмо, потому что беспрекословно верю в провалы:
наследую от родителей акты морального насилия.
и если стоять перед зеркалом убеждаться в обратном,
а потом прищемлять себе пальцы дверью,
потому что я ничтожества изобилия —
это будет самообманом.


всю жизнь мне твердили, что ничего не выйдет, что я хуже
соседского ребенка, брюса уэйна, скоро загнусь и сдохну.
коучи, вы лучше скажите, не как влезть в штаны потуже,
а как выбирать правильно свой фасон и размер сходу.


если вы мне втаптывали то, что я никчемный мусор,
как я научусь мыслить о себе иначе?
мое существование — неизбежно правильно? я не груз им?
но позитивного как-то не оказалось в заначке.


спроси обо мне на первом свидании с расстояния безопасного,
закрой глаза, бубни себе под нос, не касайся меня безобразного.
обо мне? я не дал мелочи (хоть и была) сидящей у метро бабушки,
в детстве (до заточения в банке) отрывал крылья бабочкам;
я давил муравья пальцем, посмотреть: придут ли на похороны
его сородичи, братцы, будут ли они петь ему панихиду хором?


что, уходишь?


я черновой вариант творения бога, эксперимент по созданию ничтожества.
знаешь, до меня таких было много, а после меня их станет множество!
я посмотрю похотливо на твои уходящие длинные ноги, и как только исчезнешь,
выдохну как заядлый курильщик, сниму маску уебища, и вот я нагой отщепенец.

хочу остаться в титрах антагонистом — больная мечта сломленного.
я был хорошим малым, остался пометом котят в очереди на утопление.
знаешь, мой читательский друг, я не хочу быть услышанным, понятым
человеком, поэтом, я ставлю точку в этом стихе — нерешенное уравнение.