Мини-цикл Наследник бури

В память о Михаиле Юрьевиче Лермонтове

Мини-цикл «Наследник бури»

         Цикл «Наследник бури». I. Тарханская колыбель

В поместье тихом, средь полей и рощ,
Где пахнет липой и созревшим хлебом,
Рос мальчик, чей был взор и строг, и мощн,
И связан с грозовым, свинцовым небом.

Он был один. Любовью властной, строгой
Его душа была окружена.
Он с детства шёл особенной дорогой,
Где скорбь и дума сердцу вручена.

И тень усопшей матери витала
Над колыбелью, сны его храня.
И в нём уже тогда душа искала
Иного, неземного в нём огня.

         Цикл «Наследник бури». II. Московский юнкер

Москва... Её манежи и салоны,
И юнкерский мундир, и звон острог.
Он презирал пустые их законы,
Он был по-юношески дерзок и жесток.

В его стихах — уже не звук свирели,
А лязг клинка и демона печать.
Его герои страстно так хотели
Любить, страдать, и падать, и роптать.

Он был чужой на этом карнавале,
Где правят лесть, и скука, и обман.
И взором гордым в голубые дали
Искал он бури, грозы и туман.

         Цикл «Наследник бури». III. Смерть Пушкина

Когда мой век оборвала дуэль,
И скорбь сковала русские уста,
Его души отчаянная трель
Взревела, словно молния с креста.

Он бросил вызов трону и толпе,
Что у подножья трона суетится.
Он правду высек на моём столпе,
Не побоявшись за неё платиться.

И стих его, как колокольный звон,
Ударил в сердце всей моей России.
И был он в ссылку тут же осуждён
За дерзкий глас, за помыслы прямые.

         Цикл «Наследник бури». IV. Кавказский пленник

Кавказ! Он стал ему и дом, и склеп.
Его тюрьма и колыбель свободы.
Где горный орёл был и дик, и слеп,
Где вечно спорят с небом непогоды.

Он полюбил те горы и ущелья,
И Терека неистовый разбег.
И находил в бою своё похмелье
От скуки петербургских праздных нег.

Печорин в нём и он в Печорине жили,
Герой и автор — сплавлены в одно.
Они в себе эпоху отразили,
Которой было верить не дано.

         Цикл «Наследник бури». V. Пророк

Он видел всё: грядущий мрак и кровь,
И поколенья жалкое безверье.
Он знал, что миром правит не любовь,
А жажда власти, злоба, лицемерье.

И он писал, как будто торопился
Сказать всё то, что на душе легло.
Он с ангелом и демоном сразился
И в строки переплавил это зло.

Его пророчеств горькая отрава
Была страшна для сытых и слепых.
И не нужна была им эта слава,
И был им страшен этот едкий стих.

        Цикл «Наследник бури». VI. Последний бал

Он был уставший, желчный и больной,
Вернувшись в свет на краткое мгновенье.
Он знал, что ждёт его конец иной,
Не мирный сон, а злое истребленье.

Насмешка, брошенная невзначай,
Обида, что взрастили затаённо.
«Прощай, Россия, грязная, прощай...» —
Шептал он, глядя в даль приговорённо.

Он снова ехал в свой кавказский ад,
Уже не веря в славу и в спасенье.
И был в его глазах печальный яд
И горькое к живущим отвращенье.

        Цикл «Наследник бури». VII. Машук

Гора Машук. Свинцовая гроза
Сбиралась в небе, безучастно хмурясь.
Смотрели в вечность гордые глаза,
На вызов рока злобно так прищурясь.

И грянул выстрел. И оборвалась
Та песня, что была едва лишь спета.
И с небом буря страстная слилась
Душа мятежного, второго Поэта.

Он пал смиренно от дружеской руки,
В краю чужом, под небом безразличным.
И плачут о нём бурные потоки
На языке Кавказа, вечном, зычном.