Глава 21. Тишина перед дыханием

«Каждый рассвет — это ответ моря на молитву.»

Ветер стих.
Над океаном раскинулось неестественно ясное небо — слишком голубое, слишком неподвижное. Казалось, даже волны стали осторожнее, будто не хотели потревожить хрупкий покой. Маяк молчал уже третью ночь подряд, и эта тишина пугала Гектора сильнее любых бурь.
Посёлок жил странной, почти показной радостью. Рыбаки чинили сети, дети носились по берегу, в воздухе пахло солью и жареными кальмарами. Но за разговорами слышался невидимый холод — как скрип половиц в пустом доме. Люди улыбались, но в их глазах затаилась тревога, будто каждый чувствовал: случилось нечто, что не может просто «закончиться».
Богдэна, как и прежде, была везде — и у причала, и возле лавки, и у дома старосты.
Теперь ухаживала за Дориусом, который окончательно помешался на маяке. Он сидел у окна, кормил невидимых чаек хлебом и всё твердил:
— Они светят… Слышишь, Богдэна? Они всё ещё светят из-под воды…
Богдэна терпеливо подливала ему суп, улыбалась, а потом, выходя на улицу, вздыхала и крестилась.
— Эх ты, маячник несчастный… — шептала она. — Хоть бы раз твои бредни принесли кому радость.
Иногда, когда в поселке слишком сгущались разговоры и страх, она хлопала в ладоши и говаривала:
— Люди добрые! Ну чего вы как селёдки в бочке? Живы ведь! Море дышит, рыба ловится! А если вам страшно — идите лучше Гектору помогайте крышу чинить. Там хоть польза будет!
Её бодрость спасала всех. Но даже Богдэна замечала — с тех пор как маяк засветился впервые, а потом внезапно умолк, море будто выжидает.
Вирра сидела на скале перед маяком, поджав колени. Ветер путал её волосы, а взгляд — голубой, как само небо — был прикован к горизонту.
Рядом стоял Гектор, устало опираясь на свой посох. Они молчали.
— Он больше не откликается, — наконец сказала Вирра тихо.
— Может, устал, — пробормотал старик. — Всё же и свет, и шторм, и эти… дыры в небе. Я бы тоже устал.
Она покачала головой:
— Нет. Он не спит. Он слушает.
Гектор насторожился:
— Слушает кого?
Вирра не ответила. В её взгляде отразился не океан — тьма. Глубокая, слабо пульсирующая тьма, будто за гранью горизонта дышало что-то древнее.
Ночью ей снова приснилась Эя.
Но теперь не такая, как прежде — не светлая, не теплая. Она стояла посреди бескрайней воды, и платье её колыхалось, как туман. Лицо было спокойно, но глаза — полны боли.
— Ты открыла их, — сказала Эя. — Провалы. И закрыла не все.
— Я не знала, что они живые… — прошептала Вирра.
— Они не живые. Они — память. То, что забыли моря и люди.
Эя шагнула ближе, и Вирра почувствовала лёгкий холод.
— Маяк хранит не свет, Вирра. Он хранит равновесие.
— Но я ведь просто хотела… помочь…
— Помощь без меры рождает хаос. Свет должен знать границы, как и тьма.
— А если я не смогу удержать его? — спросила Вирра.
Эя улыбнулась грустно:
— Тогда он выберет сам. Но помни — ты его часть.
Проснувшись, Вирра долго смотрела на маяк из окна. Он стоял неподвижно, и всё же — на мгновение ей показалось, что верхний фонарь еле заметно дрогнул, будто моргнул.
Гектор вошёл в комнату, нёс кружку горячего отвара и ворчливо пробурчал:
— Опять не спала? Всё смотришь на этот свой маяк?
Вирра молчала, потом тихо ответила:
— Он скоро снова проснётся.
Гектор застыл, потом медленно поставил кружку на стол.
— Надеюсь, без грома и молний.
Вирра посмотрела на него и вдруг улыбнулась — устало, но по-доброму.
— Без них не бывает света, Гектор.
Тем же утром в посёлке море вдруг сделалось зеркальным.
Ни ряби, ни ветра.
Рыбаки замерли, глядя, как вдали по поверхности воды медленно проступает сияющая линия, будто кто-то чертит границу между мирами.
— Это что, утренний прилив? — спросил мальчишка с пристани.
Богдэна сняла фартук и перекрестилась:
— Нет, сынок… Это маяк дышит.