Глава 20. Сердце маяка

«Свет не побеждает тьму — он просто согревает её.»

Маяк встретил Вирру тишиной.
Но это не была обычная тишина — скорее, дыхание самого пространства. Каждый её шаг отзывался не эхом, а чем-то похожим на пульс. Каменные стены то дрожали, то исчезали, словно маяк не был постройкой, а живым существом, спящим, но чутким. Свет от медальона становился ярче с каждым шагом. Он будто знал дорогу сам — вёл её вниз, туда, где море соединялось с камнем, а реальность начинала распадаться на осколки.
Сначала послышался шёпот — далёкий, едва различимый, как память. Потом из света перед ней вырисовалась женская фигура. Серебристые волосы струились, как дым, глаза сияли мягко, по-человечески.
— Эя?.. — прошептала Вирра, замирая.
Женщина улыбнулась.
— Здравствуй, родная. Ты выросла.
Вирра шагнула вперёд, но фигура будто дрогнула — стала прозрачнее, и девочка остановилась, боясь, что её движение разрушит этот чудесный призрак.
— Это… сон? — спросила она.
— Нет, — ответила Эя. — Это память света. Здесь нет сна и яви. Только то, что есть внутри тебя.
Они стояли посреди огромного сияющего пространства, похожего на внутренности кристалла. Потоки света медленно текли вокруг, сплетаясь в фигуры, похожие на силуэты людей — и исчезали.
— Они… те, кто потерялся? — спросила Вирра.
Эя кивнула.
— Они ушли в провалы, когда свет впервые заговорил с миром. Они искали знание, но забыли сердце. Свет без сердца — огонь, который пожирает.
— А я должна… закрыть провалы?
— Да. Но не силой. Любовью.
Вирра не поняла сразу. Эя подошла ближе и, едва коснувшись её щеки, сказала:
— Маяк живёт сердцем тех, кто помнит добро. Ты — его последняя нота. Свет слушает тебя. Он поверит тому, кого любит.
— А если я не справлюсь?
— Тогда он ослепнет, и мир забудет, что такое утро.
Вирра почувствовала, как по щеке скатилась слеза.
— Эя… почему ты ушла тогда, в шторм?
Эя улыбнулась грустно.
— Я не ушла. Я стала частью света, чтобы однажды ты могла пройти этот путь. Гектор не знал, но когда он держал тебя на руках в ту первую ночь, я была рядом. Через него я тебя хранила.
— Ты его любишь?
— Люблю. И тебя тоже. Любовь не знает, где тело, где свет. Она просто есть.
Медальон в руках Вирры начал вибрировать, и свет вокруг них стал собираться в огромную сферу. Внутри неё вращались образы: море, посёлок, лица людей, Зверь, Гектор у костра. Все они были связаны нитями света, тянувшимися к сердцу маяка.
— Это всё, что живёт, — прошептала Эя. — Все сердца, что помнят добро. Провалы хотят вырвать это из памяти. Они питаются страхом. Твоя сила — не в свете, Вирра. В том, что ты не боишься любить.
— Но я боюсь потерять тебя снова.
Эя улыбнулась и шагнула к ней.
— Значит, ты уже готова. Потому что любовь всегда рождается из страха потерять. Она положила ладонь Вирре на грудь — туда, где билось сердце.
Медальон вспыхнул, и в груди девочки отозвался другой пульс — глубокий, древний, будто всё море билось вместе с ней.
— Запомни, — сказала Эя. — Свет не должен побеждать тьму. Он должен помнить о ней. И тогда баланс сохранится.
Эя начала растворяться, превращаясь в искры.
— Я рядом, — прозвучал её голос. — Всегда.
Слёзы катились по щекам Вирры, но теперь в них не было ни горечи, ни страха.
Она подняла голову, и свет медальона ударил вверх, проходя сквозь своды маяка.
На берегу, далеко внизу, Гектор увидел, как башня вдруг озарилась изнутри — не холодным, а живым светом. Ветер стих. Море замерло. На несколько мгновений весь мир словно вздохнул.
Когда сияние стало спадать, Вирра стояла на каменном полу у основания маяка. Её волосы переливались мягким светом, а глаза отражали звёзды, которых не было на небе. Провалы — эти световые разрывы, что открывались у скал, начали затягиваться, словно швы на ране. Но вместе с этим вдалеке, у горизонта, море потемнело. Оно не ушло в покой — оно готовилось ответить.
Вирра подняла взгляд к небу, где на миг мелькнула знакомая тень — Хаар, следивший из-за облаков.
Он молчал, но она почувствовала: он знает, что битва ещё не окончена.
А в посёлке Богдэна, стоя у окна, перекрестилась и пробормотала:
— Господи, да что ж это такое, светит-то как в полдень! —
и, подумав, добавила с ворчливым смешком:
— Лишь бы мои маринованные огурцы в погребе не сгорели, а то потом опять Дориус будет лопотать всякую ерунду про древний подземный свет!
Жители посёлка, повыходили из домов и стояли на улицах, глядя на сияющий маяк, и впервые за долгое время не чувствовали страха.
Только странную, тихую радость — будто кто-то невидимый сказал им: всё будет хорошо.
А у подножия маяка Гектор поднял глаза к вершине и прошептал:
— Спасибо тебе, Эя… и береги её.
Из глубины башни ему ответило едва слышное, но живое эхо —
словно кто-то шепнул:
— Она — свет.