Глава 18. Тот, кто помнит свет

«Когда море дышит светом — это значит, кто-то вспомнил имя звезды.»

С утра море было странно спокойным.
Ни ветра, ни волн, ни крика чаек. Лишь тяжёлый блеск воды, будто в ней отражалось небо, которого не существовало.
И посёлок, привыкший жить в ритме ветра, вдруг оказался в непривычной тишине.
Богдэна вышла на крыльцо своей лавки, глянула в сторону маяка и сплюнула.
— Море не шумит — жди беды, — сказала она сама себе и, чтоб не нервничать, принялась вытирать столы тряпкой, хотя те и без того сверкали чистотой.
По улице бродили рыбаки — кто с сетями, кто просто так, словно забыв, зачем вышел из дома.
Старые кошки сидели вдоль причала, не двигаясь. Даже собаки не лаяли.
А на скалистом берегу, в хижине Гектора, было тихо.
Свет, что накануне рвался наружу, теперь словно спрятался в стены. Однако воздух всё ещё был плотным, насыщенным чем-то электрическим. Гектор стоял у окна, глядя, как туман медленно опускается к берегу. Вирра спала, свернувшись клубком под тёплым пледом, а рядом дремал Зверь, подрагивая ушами во сне.
Гектор вздохнул. Ночью ему снова снилась Эя.
Не слова — ощущения. Её взгляд — не человеческий, но родной, почти материнский. Она стояла на маяке, и вокруг неё вращался свет, как дыхание огромного существа.
Когда он проснулся, медальон на груди Вирры тихо светился, и Гектор понял: с этого дня всё изменилось.
К полудню в посёлке начали твориться странности.
Старый паровой подъёмник, давно ржавевший на пристани, вдруг издал скрежет, вздрогнул — и сам собой поднял пустую сетку. Дети, играя у колодца, заметили, что вода в нём чуть светится — мягко, синим, как морская глубина ночью. А в кузне Рыжего Карта по утрам стали находить отпечатки чьих-то лап, будто огромная кошка бродила по углям, не обжигаясь.
И всё это совпало с тем, что староста Дориус… начал говорить. Сначала несвязно, потом всё яснее.
— Свет… помнит. Сердце просыпается.
Мы ведь думали, что маяк — камень, а он — живой… живой…
Богдэна поначалу испугалась, потом привычно вздохнула:
— Ну, хоть болтает теперь. Значит, выправится, сдюжит.
И, словно ребенка погладив Дориуса по голове, помчалась за очередной порцией травяного отвара и пирожками с сардиной.
Тем же вечером Гектор, Вирра и Зверь вышли к берегу.
Лем и Тобиус уже ждали их у старого мола.
— Все говорят, что под маяком что-то шевелится, — сказал Лем, глядя на море, — а вчера под скалами песок сам собой шевелился…
— А у нас дома зеркало всё время запотевает, будто кто-то с той стороны дышит, — добавил Тобиус. — Мама велела завесить тряпкой, но я ночью глянул — а там свет!
Вирра подняла голову — глаза её чуть светились.
— Он проснулся, — тихо произнесла она. — Маяк зовёт небо. Ему нужен путь.
Гектор обернулся.
— Путь?
Девочка кивнула.
— Когда-то свет уходил вверх, к облакам, и дальше — к звёздам. Но теперь… он застрял.
— Ты хочешь сказать… что маяк не просто сооружение? — спросил Лем.
— Нет, — улыбнулась Вирра едва заметно. — Он живой. Как мы. Только спал слишком долго.
И теперь не знает, где сон, а где мир.

Ночью Гектор снова не мог уснуть.
Он сидел у старого чертёжного стола. Перед ним — те самые планы маяка, которые он когда-то рисовал… Теперь линии будто изменились: едва заметные искры света проходили по бумаге, очерчивая контуры лестниц, механизмов, и в самой сердцевине — спираль.
— Это не архитектура, — пробормотал он. — Это схема… дыхания.
Он не заметил, как комната наполнилась мягким серебристым сиянием. Из угла раздалось мурлыканье. Гектор обернулся.
На подоконнике сидел Хаар. Кот смотрел прямо на него — спокойно, чуть насмешливо, как всегда.
— Опять ты, — тихо сказал Гектор. — Значит, не показалось?
— Не показалось, — ответил кот голосом, мягким, как шелест песка. —
Только теперь не я сторожу Вирру. Теперь она — сторож маяка.
Гектор не сразу смог найти слова.
— Что это значит, Хаар? Кто вы вообще?
Кот зевнул, блеснув клыками.
— Мы — эхо. Остаток света, что был до людей. Мы живём там, где память не спит. А маяк — это дверь. В одну сторону — свет, в другую — тьма. И кто-то из них вот-вот войдёт.
— Кто-то? — переспросил Гектор.
Хаар посмотрел на медальон, лежащий на столе, — Тот, кто ищет силу, не понимая, что сила — это память. Он зовёт Вирру. И если она ответит… дверь откроется.
Кот замолчал, потом мягко спрыгнул с подоконника и, проходя мимо Гектора, сказал:
— Береги девочку. Свет всегда сначала лечит, а потом спрашивает, что ты готов отдать.
И исчез — просто растворился, будто был соткан из лунного тумана.

К утру море снова зашумело.
Посёлок ожил, но тревога не ушла.
Рыбаки говорили шёпотом, старухи молились, дети перестали смеяться на улицах. А над скалами то и дело вспыхивало неясное сияние — как дыхание великана под толщей земли.