Сонеты по цене эля. Уильям Шекспир и 154

.

#школа_сонета_критические_обзоры_2025
#антология_русского_сонета
#английский_сонет






СОНЕТЫ ПО ЦЕНЕ ЭЛЯ: экономика вдохновения в елизаветинской Англии и деконструкции мифа о стратфордском Барде в контексте ренессансной литературной индустрии

……………………«Шекспир? Выскочка-ворона, украшающаяся
……………………нашими перьями»
…………………………..Роберт Грин (Robert Greene, 1558-1592) 


Не подлежит ни малейшему сомнению, что тот феномен, который мы привыкли обозначать коротким и емким именем «Шекспир», представляет собой один из самых грандиозных и в то же время досадных культурных фантомов, когда-либо порожденных ненасытной потребностью человечества в иконах, т.к. за ослепительным сиянием этого имени, веками тщательно полируемого академическим цехом и воспеваемого восторженными почитателями, проступают куда как более прозаические и даже, я бы сказал, цеховые очертания литературной мастерской позднего елизаветинского времени – мастерской, чья продукция, при всей ее несомненной качественности, была подчинена не божественному вдохновению, а суровым законам рыночного спроса и коммерческого успеха. Подобно тому как современный кинематограф является плодом коллективных усилий сценариста, режиссера, оператора и монтажера, так и елизаветинский театр, этот подлинный конвейер зрелищ, функционировал по принципу артели умельцев, где каждый, вносивший свою лепту в создание пьесы, был не богемным художником, предающимся музам в уединенной келье, а ремесленником, спешащим выполнить заказ антрепренера в шумной и пропитанной запахом пива и пота атмосфере таверны «Русалка», этого подлинного биржевого зала для литературных поденщиков, в котором сходились нити заказов, заключались сделки и рождались – а чаще всего, перекраивались и латались – те самые тексты, что ныне составляют золотой фонд английской словесности.

И в этом цеху, надо отдать ему должное, уроженец Стратфорда проявлял качества отнюдь не гения-одиночки, а выдающегося менеджера и редактора, того, кто, обладая несомненным чутьем на чужой талант и коммерчески выигрышный сюжет, умел организовать вокруг себя сообщество тружеников пера, где один был искусен в описании кровавых баталий, другой – в  сплетении любовных интриг, третий – в наброске живописного пейзажа или в сочинении патетического монолога, который затем, пройдя через фильтр унифицирующего стиля главного редактора, обретал ту самую фирменную шекспировскую фактуру, что позволяет нам сегодня с легкостью опознавать его почерк, даже если этот почерк был лишь искусной подправкой и огранкой алмазов, добытых в чужих копях. Что же до сонетного бума, охватившего английское общество на исходе XVI века, то он, будучи порожден ренессансной модой на все итальянское и стремлением аристократии демонстрировать не только богатство, но и утонченность вкуса, породил бесчисленное множество знатных персон, чьи претензии на поэзию разбивались о суровые скалы метра и рифмы, в результате чего всякий уважающий себя лорд, не желавший ударить в грязь лицом, но и не обладавший соответствующим даром, считал долгом чести завести при доме своего собственного стихотворца, – ситуация, в высшей степени комичная, если вдуматься, т.к. она превращала высокое искусство в подобие штатной должности садовника или повара. А те из знатных господ, кто, снедаемым тщеславием, желал прослыть не меценатом, а автором, были вынуждены прибегать к услугам тех самых «профессионалов» из таверны «Русалка», которые, подобно ремесленникам-призракам, трудились над приданием благородной формы тому сырому и аморфному вербальному материалу, что поставляли их высокородные патроны.

И вот здесь-то мы и подходим к, возможно, ключевому моменту нашей гипотезы, которая, при всей ее кажущейся еретичности для уха, привыкшего к священному трепету перед алтарем Гения, обладает изящной простотой и убедительностью, снимая разом все те противоречия и загадки, что веками не дают спать спокойно шекспироведам. Представим же себе следующее: некая знатная дама, чье имя кануло в Лету, – особа, быть может, приближенная ко двору, охваченная всеобщей поэтической лихорадкой и, подобно многим, возжелавшая увековечить в сонетах свои, вполне вероятно, платонические чувства к некоему молодому аристократу, – вручает через посредников старому театральному волку, Уильяму Шекспиру, толстую тетрадь со своими, как ей думается, совершенно несовершенными виршами, с тем чтобы он, профессионал, привел их в божеский вид, отшлифовал, облагородил и превратил в нечто, достойное взора того, кому они предназначались. Шекспир, человек дела, не склонный к сантиментам и видящий в заказе лишь источник дохода, добросовестно выполняет работу: он берет за основу присланные ему рифмованные опыты, сохраняя, общую канву и адресата, но при этом своим вдохновенным порывом  вдыхает в них  поэтическую плоть и кровь, обновляя сложную образность и первоначально заданную психологическую глубину, до уровня своего понимания жанра, которые мы сегодня и считаем «шекспировскими». Так рождаются 154 сонета – не как спонтанная личная исповедь, а как результат квалифицированного, хорошо оплаченного литературного труда.

Но далее, как это часто бывает в мире, где свирепствуют кровавые войны и безжалостные болезни, происходит трагедия: молодой человек, тот самый блестящий адресат, кому знатная дама посвящала свои теперь уже преображенные чувства, неожиданно погибает, обращая весь этот титанический труд в ничто, т.к. вручать послание, по сути, стало некому. Заказ оплачен, рукопись переписана начисто и лежит в сундуке дельца из «Глобуса», как немой и горький упрек тщете человеческих начинаний. И вот, спустя несколько лет, возможно, прибирая свои бумаги или испытывая нужду в деньгах, наш редактор, с присущей ему практической сметкой, решает, что негоже добру пропадать, и выпускает в 1609 году мало кому интересную и поначалу никем не замеченную книжицу, которая, не вызвав ни малейшего ажиотажа у современников, будет благополучно забыта на два столетия, пока романтики, с их культом гения и страсти, не откроют ее заново и не начнут выстраивать грандиозный биографический миф, основанный на фундаменте простой и циничной коммерческой сделки.

Вариант? Кто скажет, что нет? Разве эта версия, при всей ее язвительной трезвости, не объясняет и отсутствия автографов, и странной двойственности адресата, и того поразительного факта, что человек, якобы переживший такую бурю страстей, ни разу не обмолвился о них в своем завещании или иных документах? Она низвергает идола с пьедестала, но зато возводит на него фигуру куда более живую и человеческую – фигуру талантливого литературного подрядчика, который, сам того не ведая, обрел бессмертие, выполняя рядовой, по меркам своей эпохи, заказ на редактуру чужих стихов.  И немного грустно оттого, что величайшая из загадок английской поэзии предстает не в романтическом ореоле неразделенной страсти, а в суровом свете деловой операции, обретающей свою посмертную славу благодаря трагической случайности, что и является той высшей, поистине шекспировской иронией: история литературы пишется отнюдь не одним лишь пером гения, но и золотом тщеславных аристократов, и потаенным, анонимным трудом литературных чернорабочих, чьи имена канули в забвение, уступив место единственному, торжествующему бренду.


==========
Анекдоты по теме от ШС:

Заходят как-то в «Русалку» Шекспир, Бен Джонсон и Томас Кид.
Бармен спрашивает: «Что будете, джентльмены?»
Джонсон говорит: «Эль, но только выдержанный, по рецептам Горация».
Кид говорит: «Кроваво-красное вино, как в "Испанской трагедии"».
Шекспир говорит: «Я буду за всех».

Приходит молодой поэт к Шекспиру в таверну:
– Сэр Уильям, я написал сонеты, но они недостаточно гениальны.
– Оставьте тетрадь, через неделю заберете.
– Но как вы это сделаете?
– Я просто (за ваши деньги) напишу их заново.

Два анонимных автора в пабе после премьеры «Гамлета»:
– Слушай, а ведь монолог «Быть или не быть» – это же твои наброски из старой тетради!
– Да, но он хотя бы заплатил. В отличие от нашего лорда.

– Почему сонеты Шекспира не были популярны 200 лет?
– Потому что это был первый в истории case study, как редактор может превратить заурядный текст в гениальный. Но тогда еще не было бизнес-коучей, чтобы это оценить.

На небесах Роберт Грин встречает Шекспира:
– Ну что, ворона, все еще украшаешься нашими перьями?
– Дорогой Роберт, – отвечает Шекспир, – я не ворона. Я – арт-директор.

Лекция в Оксфорде, XIX век:
– Профессор, а правда, что Шекспир был необразованным актером?
– Молодой человек, гений не требует диплома. Он требует хорошего агента и посредственного оригинала для редактирования.

Знатная дама показывает другу тетрадь:
– Это мои сонеты, которые правил сам Шекспир!
– Потрясающе! А что из вашего текста он оставил?
– Инициалы.

Бен Джонсон хвастается в «Русалке»:
– Я написал трагедию, строго следуя Аристотелю!
Шекспир лениво поднимает бокал:
– А я просто написал то, что зрители хотят видеть. За деньги.

Томас Хейвуд жалуется Бену Джонсону:
– Я написал 220 пьес, а меня никто не знает!
– Томас, – вздыхает Джонсон, – Шекспир написал вдвое меньше, но он умел выбирать соавторов. И заказчиков.

Совещание в театре «Глобус»:
– Народу нужны батальные сцены! – говорит один соавтор.
– Нет, любовные линии! – спорит другой.
Шекспир ставит точку в рукописи:
– Народу нужны мои имя на афише и ваша скромность в гонорарах.

Архивная находка: записка от Шекспира к аристократу:
«Милорд, ваши сонеты готовы. Как и договаривались, ваше имя не будет упомянуто. При моей жизни».

Два актера театра «Глобус» за кулисами:
– Откуда у Шекспира такие разные стили? В одной пьесе – высокий штиль, в другой – простонародные шутки!
– Он же не гордый автор, он – менеджер талантов. Одному соавтору платит за трагедию, другому – за фарс.

Современный литературовед на конференции:
– Наша гипотеза: Шекспир был не автором, а брендом.
Пожилой коллега шепчет соседу:
– Наконец-то они поняли, что значит «труппа».

Переписка двух елизаветинских издателей:
«Печатать сонеты Шекспира? Но они же провалились в 1609-м!»
«Подожди лет 200. Когда-нибудь это назовут "культурным каноном"».

Призрак знатной дамы является к Шекспиру:
– Где моя тетрадь с сонетами?
– Миледи, – отвечает тот, не теряясь, – я сделал их бессмертными. Что, согласитесь, дороже любого гонорара.

Спор в «Русалке»:
– Шекспир, твой «Король Лир» – плагиат!
– Дорогой мой, в нашем ремесле это называется «творческой переработкой источников». Или ты хочешь сказать, что зрители ошибаются, аплодируя?

На божественном суде:
– Уильям Шекспир, вам вменяется в вину присвоение авторства 154 сонетов!
– Ваша честь, – отвечает Бард, – я лишь привел их в соответствие с требованиями рынка. Разве это не высшая форма творчества?