Глава 10. Голос из глубины

«Судьбы, как приливы, всегда возвращаются домой.»

Ночь выдалась безлунной. Воздух стоял неподвижный, тёплый и плотный, будто сама тьма дышала где-то рядом, невидимо и равнодушно. Гектор долго ворочался на своём старом диване, не в силах заснуть. В хижине царила мёртвая тишина — даже волны, обычно шепчущие у самого крыльца, будто затаились. Только редкий треск в углях да поскрипывание досок под ветром напоминали, что дом ещё жив.
Старик поднялся, накинул куртку и выглянул в окно. Над морем стояла чёрная мгла, но на горизонте тлел странный, зелёный отсвет, будто под водой, в глубине, что-то мерцало. “Фосфоресценция, — подумал Гектор, — бывает, когда теплеет… хотя нет, не в такую же темень...”
Он перевёл взгляд к кровати Вирры. Девочка спала беспокойно. Её лицо было бледным, почти прозрачным, губы шевелились, будто она что-то тихо произносила во сне. Медальон на груди дышал мягким светом — пульсировал, словно сердце.
Гектор подошёл ближе.
— Вирра... — позвал он тихо.
В ответ девочка вздрогнула, и вдруг в комнате что-то изменилось. Воздух стал гуще, плотнее. Свеча на столе, уже почти догоревшая, зашипела и погасла, хотя ветра не было. А зелёный отсвет с моря вдруг рванулся вверх — словно кто-то вспыхнул под водой, посылая луч к самому небу. И в ту же секунду медальон осветился ослепительным бирюзовым сиянием.
Гектор машинально заслонил глаза рукой. Когда свет стих, девочка уже сидела на кровати. Её зрачки расширились, взгляд был отсутствующим, но лицо странно спокойно.
— Эя… — прошептала она.
Гектор оцепенел. Сердце старика пропустило удар.
— Что ты сказала? — переспросил он дрожащим голосом.
— Она зовёт, — Вирра смотрела сквозь него, будто не замечая. — Там… внизу… где спит Зверь.
— Где спит?.. — Гектор не успел закончить фразу.
Девочка подняла руку, и медальон вновь вспыхнул, но мягче, неслепяще. В луче света проступил слабый силуэт — женский, лёгкий, как туман. Черты лица были размыты, но старик всё равно узнал бы их из тысячи. Эя.
Он сделал шаг вперёд — и в груди защемило, будто ожила давняя боль.
— Эя… — выдохнул он, — Эя, это ты?..
Призрачный лик слегка склонился, и губы едва заметно шевельнулись. Голоса не было — только далёкий звон, как эхо морской волны, ударяющейся о скалу. И Гектор вдруг понял, что Эя смотрит не на него, а на Вирру.
— Она говорит со мной, — тихо сказала девочка. — Но слова идут изнутри, не ушами… как будто я их помню.
Свет в комнате начал меркнуть. Вирра закрыла глаза, и её губы вновь зашевелились, повторяя неслышную речь. Медальон словно втягивал в себя воздух, гудел, как раковина, в которой звучит море. Потом свет угас окончательно.
Всё стихло.
Только вдалеке, со стороны берега, вдруг коротко и жалобно тявкнул кто-то — будто позвал.
— Зверь? — Гектор выскочил на крыльцо.
Но берег был пуст. Лишь зелёное свечение под водой теперь стало ярче, и в его отблеске он заметил странное: по песку тянулись следы. Две цепочки — человеческие босые шаги и рядом крупные, собачьи. Они начинались прямо у самой воды и шли к хижине, а потом... исчезали у крыльца.
Старик стоял, тяжело дыша. В груди всё сжалось. Он вдруг ясно почувствовал — ночь смотрит на него. И море. И ветер. И кто-то ещё, из глубины.
Вернувшись в дом, он застал Вирру уже спящей. Медальон потускнел, но едва заметно мерцал, словно огонёк маяка где-то вдали.
Гектор сел рядом, устало прикрыл глаза и прошептал:
— Эя… что ты хочешь сказать мне, моя родная душа?..
Ответа не было. Лишь за окном, там, где тьма сливалась с морем, на мгновение вспыхнул свет — ровный, холодный, как первый проблеск маяка, которого ещё не было.