Русский поэт Серебряного века - Саша Чёрный...

     13 октября  День рождения Саши Чёрного, одного из тех поэтов Серебряного века, чьи стихи до сих пор звучат очень современно. Его сложно поместить в какую-то одну категорию.

     Саша Чёрный (настоящее имя — Александр Михайлович Гликберг)(1 (13) октября 1880 в Одессе - 5 августа 1932  в Борм-ле-Мимоза, Прованс, Франция)— русский поэт Серебряного века, прозаик, журналист. . .
русский поэт Серебряного века


     Начинал с язвительной политической сатиры, а закончил трогательными рассказами для детей. Был одним из лучших авторов легендарного журнала «Сатирикон», но всегда оставался белой вороной среди коллег-юмористов.
     Сначала ждал революции, потом терпеть не мог большевиков. Современники считали, что Чёрный сиюминутен, но много лет после его смерти Шостакович, Градский и другие композиторы писали музыку на его стихи.
     Он мог казаться циником, но на самом деле был мечтателем, грезившим о безмятежной жизни на необитаемом острове в эпоху, когда мир сотрясался от революций и войн.

      Он родился в семье одесского провизора Менделя Гликберга.
   Менделя Давидовича и его жену Марьям вряд ли можно назвать набожными иудеями. Взять хотя бы имена их детей: Александр, Лидия, Владимир, Георгий, Ольга. Гликберги были настроены на ассимиляцию, и Александра крестили в 10 лет, чтобы он смог поступить в гимназию в городе Белая Церковь под Киевом.

     В конце ноября 1905-го в журнале «Зритель» появилось стихотворение «Чепуха», подписанное «Саша Чёрный». Этот доселе неизвестный публике автор в абсурдистском, но при этом явно ерническом стиле проходился по крупным политическим фигурам современности, дойдя и до «высокого господина маленького роста», то есть Николая II. В верхах иронию оценили, и «Зритель» был запрещен, а его издатель Арцыбушев едва не получил два с половиной года тюрьмы.

     Как ни странно, Сашу репрессии не коснулись, и он продолжил свои труды, опубликовав в издании «Молот» стихотворение «Словесность», посвященное нравам в царской армии. «Молот» также моментально закрыли, а его издатель Диксон бежал за границу. Сам Чёрный, фактически погубивший второй журнал кряду, репрессий избежал – спасло его то, что властям было выгоднее уничтожать целое сатирическое издание, чем гоняться за отдельным литератором.

     Гликберг не был неуязвимым и, понимая это, уехал от греха подальше на два года с женой в Германию. Мария училась в Гейдельбергском университете, а он отдыхал, наблюдал и писал стихи.

     Вернувшись в Петербург в 1908-м, Чёрный вскоре влился в редколлегию нового журнала «Сатирикон»: амбициозный и энергичный Аркадий Аверченко (1881 - 1925) создал его на обломках увядающей «Стрекозы». Дерзкий «Сатирикон» на рубеже 1900–1910-х был у всех на слуху. Чёрный стал одной из главных звёзд издания.

     Корней Чуковский писал: «Получив свежий номер журнала, читатель, прежде всего, искал в нем стихов Саши Чёрного. Не было такой курсистки, такого студента, такого врача, адвоката, учителя, инженера, которые не знали бы их наизусть». . .

     Александр Куприн отзывался о Чёрном как о большом литераторе, при этом также отмечая его отстранённость: «Среди современных поэтов Саша Черный стоит совершенно особняком, в гордом, равнодушном и немного презрительном одиночестве».

     События 1917 года застали Чёрного с женой во Пскове. В этом городе он успел пережить несколько идиллических месяцев, которые он потом постоянно вспоминал в эмиграции. Покой древнего русского города, старые монастыри и храмы – это последние и самые светлые впечатления о родине, которые были даны Чёрному, перед тем как волна смуты вынесла его за границу – сначала в Германию, потом во Францию.

     В эмиграции Чёрный стал одним из главных критиков идеи возвращения в Россию, которой бредили многие его современники. После того как Алексей Толстой вернулся в Советский Союз, Саша брезгливо просил своих гостей не садиться на диван, так как на нем сиживал «красный граф».

                     Пожар в раю.

     На большевизм Чёрный смотрел как на кошмар, из которого стране в ближайшее время не выбраться, поэтому все силы, по его мнению, следовало сосредоточить на том, чтобы прижиться в месте изгнания.
     Это звучало бы убедительно из уст деловитого экономического беженца, но не поэта Саши Чёрного, который никогда не умел и не хотел приспосабливаться к жизни. И тем не менее Саше удалось избежать участи сломленного и увядающего эмигранта, для которого всё осталось в прошлом.
     Конечно, он тосковал по России. Как позже заметила Ахматова, «пока Саша Чёрный жил в Петербурге, хуже города на свете не было. Пошлость, мещанство, скука. Он уехал. И оказалось, что Петербург – это рай».


     Но Чёрный изо всех сил старался адаптироваться к новым условиям. С увлечением писал детские истории, и прежде всего «Дневник фокса Микки». Помогал публиковаться другим литераторам, в частности, молодому Владимиру Набокову. Холодный Набоков впоследствии очень тепло отзывался о Чёрном.

     Получив крупный гонорар, он осуществил мечту – купил участок земли в Провансе, в местечке Ла Фавьер, и построил там дом. Наконец Саша нашёл свой «необитаемый остров», «вершину голую», где можно спокойно наслаждаться жизнью. И в этот момент жизнь совершенно внезапно оборвалась.

     5 августа 1932 года в лесу рядом с поселком начался пожар. Сильный мистраль разносил огонь по лесу. Александр вместе с другими местными жителями несколько часов тушил пламя. Потом вернулся к себе, собираясь немного поработать в саду, и скоропостижно умер от сердечного приступа. . .

                     Прелестная тень

     Неожиданная смерть Чёрного в 51 год потрясла его друзей и знакомых, так же, как чуть ранее его самого потряс уход Аверченко – жизнелюба, собиравшегося жить до ста лет. Оказалось, его ненавязчивое присутствие, грустные глаза и добрая улыбка были людям нужнее, чем можно было подумать. Набоков написал в некрологе:

     «Мне только хотелось как-нибудь выразить запоздалую благодарность, теперь, когда я уже не могу послать ему письма, писание которого почему-то откладывал, теперь, когда всё кончено, теперь, когда от него осталось только несколько книг и тихая, прелестная тень». . .


       * * * * * * * * * * * * * * *