Пустота

Она была не отсутствием, а присутствием. Тяжелым, осязаемым. Воздух стал густым и безжизненным, как в гробнице. Свет, который когда-то озарял мир, был не просто потушен казалось, сама Вселенная о нем забыла. Он ощущал это кожей: холодное прикосновение реальности, леденящее, как металл леденящей ночью. Он смотрел на свои руки - эти пустые сосуды, которые больше не помнили тепла другого прикосновения. А в глазах, в которых когда-то жила целая галактика чувств, теперь стоял непроглядный туман, поглотивший последние проблески.

И в этой мертвой тишине, в этой абсолютной мгле, рождалось эхо. Одна-единственная мысль, отбивающая такт в такт его пульсу: «Как сложно в этом Мире одиноким выжить...». Он стоял на краю, не географическом, а экзистенциальном. Краю себя. И за этим краем сияла только бездна.

Где взять силы? Вопрос повисал в пустоте, не находя поверхности для отражения. Крики души были беззвучными; они разбивались о стены, возведенные им же самим, стены безразличия и боли, которая уже даже не ощущалась как боль, а лишь как вечный, пронизывающий холод. Он был пленником. Не людей или обстоятельств, а пленником перемен, которые унесли все, оставив лишь него самого в центре опустошенной вселенной. Пустота сводила с ума своим белым шумом небытия. Его мир стал антиматерией, где не рождалось ни огня, ни тепла.

Но даже в самом сердце тьмы, где тени справляют свой безмолвный бал, слух, отточенный отчаянием, уловил иное. Тихий, едва различимый шорох под пеплом. Это не был голос свыше. Это был его собственный, внутренний запал тлеющая искра воли, которую не смогли потушить никакие бури. "Не сдамся." Это был не крик, а клятва, произнесенная шёпотом. Силы были на исходе, но в груди, под слоями льда и усталости, жил огонь. Не яростный костер, а упрямый огонек, маяк, который не светил, но лишь был. И этого было достаточно. Он вел сквозь туман самообмана и страха, обратно к себе. К той тонкой грани, где заканчивается иллюзия и рождается... что? Надежда? Или новый, более изощренный обман? Ответа не было. Было только движение. Шаг вперед, с грузом собственного «я», которое должно было стать его рассветом.

И тогда пришло озарение. Мучительное, как вспышка. А что, если пустота - это не конец? Что, если это - очищение? Пространство, выжженное дотла, чтобы душа, освобожденная от всего лишнего, от всего, что ее гнуло, наконец смогла засиять своей собственной, неприкрашенной сутью? Он перестал бороться с холодом и дрожью. Он принял их. И в этой капитуляции, в этой абсолютной тишине, он услышал. Услышал, как бьется его собственное сердце. Как живет та сила, что была запрятана так глубоко, что он сам забыл о ее существовании. Она не была дана ему кем-то. Она всегда была им самим. И теперь она выходила на свободу.

И вот он. Здесь. Не на краю, а в центре. Своего мира. Своего выбора.
«Я здесь!» - это больше не крик о помощи. Это констатация факта. Провозглашение.
Ответ был найден, и он был прост, как все гениальное. Холода не существовало. Существовал лишь его собственный свет, который он так долго отказывался видеть. Его душа, которую он считал немой, запела и звук ее был так мощен, что стены иллюзий рассыпались в прах. Он не был забыт Вселенной. Он был ее частью. Ее творцом и ее следствием.

Пустота оказалась не бездной, а свободой. Чистым листом. Новым стартом. Его мир больше не был тюрьмой - он стал полем для его собственного, отчаянного азарта под названием «жизнь».

Сквозь пустоту... он нашёл не утешение. Он нашёл себя.

Ej Jurrist