Воскресенье

Воскресенье. Оно стелется по комнате ленивым, медовым светом. Я лежу и слушаю тишину — она густая, звонкая, как лед в стакане. В ней тонет все: тревоги, списки дел, неотвеченные сообщения. Сегодня я принадлежу только себе. Моя свобода — это горячая чашка в ладонях, это книга, которую я перечитываю, не запоминая слов, это облако за окном, плывущее ровно туда, куда ему хочется.

Но с каждым часом свет за окном становится все пронзительнее, золотистым и печальным. Он знает то, о чем я пытаюсь не думать. Он напоминает: эта комната, этот покой, это право дышать так медленно — все это имеет свой срок.

Как молоко в холодильнике, на котором завтра истекает дата. Завтра.

Понедельник уже стучится — пока еще робко, кончиками пальцев по подоконнику. Он пахнет свежей рубашкой, повешенной на стуле, и гулом метро. Он — это сжатые виски в восемь утра, это календарь с аккуратными, неумолимыми клеточками, это чужая воля, разлитая по блюдцам-ежедневникам.

Я делаю глоток кофе. Он уже почти остыл. И я чувствую этот вкус на грани — сладкой свободы и горькой оседлости. Словно проглатываю сам момент перехода, тот самый миг, когда сегодня становится вчера.

Хочется остановить время. Выцедить из этих часов все до капли, сохранить, закатать в банку, как летнее варенье, чтобы хватило на всю долгую зиму будней. Но секунды уплывают сквозь пальцы, беззвучные и равнодушные.

И вот уже вечер. Самое меланхоличное время недели. Время, когда ты еще свободен, но уже не по-настоящему. Когда ты уже мысленно там, в суете предстоящих дней, и прощаешься с собой — с той, что могла просто так лежать и смотреть на потолок.

Прощай, моя маленькая вольная птица. До следующего воскресенья. Если доживешь.