Живая вода

 По одноимённой поэме Сергея Сергеева-Ценского.

Белогвардейцы злобою объяты.
И знал Федот Титков – убьют его,
Семёна и цыгана Манолати.
Из них в живых не будет никого.

Они их захватили в плен в станице,
Спросили коротко: “Большевики”?
Ответил Манолати им с ехидством:
– Всё ж, наша будет сверху, казаки!

Без крика по истоптанной дороге
Их повели к колодцу с журавлём.
Титков с надеждой сделал вдох глубокий,
Увидев на подходе цепь с ведром.

– Дозвольте мне испить воды студёной!
Один казак его ударил в глаз.
Успел заметить – сшибли с ног Семёна,
И Манолати вслед свалился враз.

Вдруг кто-то хлопнул по затылку сзади,
Да так, что он с размаху лёг ничком.
А в двух шагах Семён, к земле прижатый,
Протяжно крикнул и умолк потом.

“Убили” – стало всё ему понятно:
“Напиться мне, видать, не суждено”.
Лишь Манолати вскрикивал невнятно:
– А наше будет сверху всё равно!

Опять ударили чуть ниже глаза,
Облили дважды из ведра водой:
– Гляди, шевелится ещё, зараза.
Цыган и тот подох, а он – живой!

“Напиться”! – прошептал он им чуть слышно,
Но получив в ответ удар в живот,
Лежал спустя минуту неподвижно.
Вот так остался без питья Федот.

К колодцу вслед подъехала подвода,
Сложили на неё тела гуртом.
На ней вначале повезли их к броду,
Затем свернули в балку прямиком.

Шли молча около подводы двое
Вооружённых статных казаков.
Как без винтовок? Время ведь лихое.
Очнувшись, приоткрыл свой глаз Титков.

Услышал, как один сказал другому:
– Здесь, самый раз... Гляди, обрыв крутой.
Как галки, полетят к родному дому.
Титков не смог сдержать свой стон глухой.

Они молниеносно отскочили
С винтовками шагов на двадцать пять:
– Когда ж придёт конец нечистой силе?
Встряхнувшись, начали в него стрелять.

Титков чуть покачнулся, лёжа, точно
Ему в грудь вбили гвоздь, потом второй...
Затем скатился вниз к воде проточной
И стих, в песок уткнувшись головой.

Воспрянув, казаки, тряхнув чубами,
Столкнули остальные трупы вниз...
Пошли под вечер бабы за дровами,
На них наткнулись: “Мёртвые, кажись”!

Все трое разбежались врассыпную,
Но всё же подобрались вновь к телам,
Осмелились и подошли вплотную,
Подносят кончики платков к глазам.

– Какие погубили их злодеи?
Титков чуть приоткрыл свой глаз опять.
От ужаса, силёнок не жалея,
Бабёнки снова бросились бежать.

Придя в себя, всё ж подошли к Федоту,
Вдруг слышат шёпот: “Бабочки, воды”!
Одна из них схватила кепку с лёту,
К ручью помчалась, в ближние кусты.

В кровавой кепке принесла водицы,
Держа всё, как удобнее ему.
Так всё-таки сумел Титков напиться
И радовался счастью своему.

Крестьянки отвезли его в больницу,
Всё думая, – умрёт наш казачок.
Решили через месяц с ним проститься
И на могилу положить венок.

Пока им фельдшер стал искать по книгам
Всех тех, кто умер тридцать дней назад,
Они больницу осмотрели мигом,
Затем с венком втроём спустились в сад.

Лежал один мужчина на носилках,
За ним сидел в колясочке – другой.
Грустят бабёнки вслух: “Эх, где могилка?
Да и венок совсем уже сухой”.

Тут пригляделся к ним больной в коляске:
– Сестрёнки, уж не вы ли это тут?
Остановились бабочки от встряски,
“Родной ты наш”! – вокруг него снуют.

Так неожиданно всё это было –
Перевернуло это души враз.
Им будто чудо улыбнулось мило,
Для них в садочке сладость разлилась.

Как будто Бог им дал глоток бесценный –
Не устояли бабы на ногах
И повалились дружно на колени
С целительной молитвой на устах.