КБШ 2. 8 Романтические истории. Цимбелин

<> 2.8.20 РОМАНТИЧЕСКИЕ ИСТОРИИ <>

***  2.8.20.2 «Цимбелин» ***

28 декабря 1578 года Слуги Лорда Чемберлена во дворце Ричмонд показали пьесу анонимного автора «История Жестокости Мачехи» (“The Historie of the Crueltie of a stepmother”).  А поскольку в шекспировском «Цимбелине» главная положительная героиня Имоген чуть было не стала жертвой жестокости своей мачехи и уж, во всяком случае, натерпелась от её козней с избытком, возникло предположение, а не является ли пьеса «История Жестокости Мачехи» ранней, примитивной версией «Цимбелина». Оксфордианский исследователь Ева Турнер Кларк, и многие оксфордианцы вместе с ней, считают, что дело обстояло именно так[233].  И, кстати сказать, Лордом-камергером, ответственным за все дворцовые представления, в 1578 году был Томас Радклифф, граф Суссекс, – ментор молодого Эдварда де Вера.  Это была пора активного участия Эдварда де Вера в придворных театральных развлечениях.

Думаю, что примитивный вариант «Цимбелина» явно не удовлетворял его автора. И де Вер, как он обычно поступал с другими своими пьесами, то откладывал пьесу в долгий ящик, то пытался её доработать.  Во всяком случае, первое упоминание о постановке на сцене пьесы под названием «Цимбелин» дошло до нас в дневниках доктора, астролога, а заодно и ценителя театра, Саймона Формана.  Форман видел эту пьесу в «Глобусе» в 1611 году. 

В поздний период своего творчества , находясь во втором и более счастливом браке с Елизаветой Трентам, Эдвард де Вер, вероятно, пытался переработать «Жестокую Мачеху» в «Цимбелина», но  сентиментальный сюжет и дух пьесы не соответствовал его трагическим настроениям и приобретённому жизненному опыту. Возможно, что в это время пытался помочь своему тестю гораздо более романтически настроенный, добродетельный граф Дерби. 

Из того, что мне удалось узнать о характере графа Дерби, у меня сложилось впечатление, что, как писатель, он был создан природой для сотрудничества, а не для самостоятельной работы.  Он успешно сотрудничал с де Вером, создавая «Бесплодные усилия любви» и «Сон в летнюю ночь».  И я согласна с Эдвардом Фурлонгом, что сцена с призраками родных Постума, явившимися ему во сне, и с Юпитером, спустившимся на орле и оставившим Постуму пергамент с загадочным предсказанием[234], могла быть написана графом Дерби. 

Но после смерти Эдварда де Вера в 1604 году Дерби не закончил самостоятельно работу над «Цимбелином».  В одиночку он не сумел противостоять твёрдому убеждению своей жены в том, что писательский труд и увлечение театром вредят его карьере, и поставил крест на серьёзной литературной деятельности.  «Цимбелин» мог бы оказаться полностью преданным забвению, если бы «женская рука» (о ней поговорим чуть-чуть позднее) не взяла перо и не довела работу до успешного конца. Успешного, по мнению многих современников Шекспира и кой-кого из нынешних шекспироведов, но зато пьеса «Цимбелин» вызвала глубокое неудовольствие Бена Джонсона.  Недаром в творчестве Джонсона в 1609-1610 годах наблюдались антифеминистические тенденции, из-за которых он чуть не лишился покровительства своей патронессы Люси Бедфорд. 

Существует и другое мнение о том, кто написал сцену видений Постума (V.4).  Уильям Фэрина, например, считает автором этой сцены Шекспира-Оксфорда[235], а не графа Дерби.  Оксфорду самому являлись во сне призраки его родственников (матери, отчима), а стиль этого отрывка хотя и отличается от подлинно шекспировского, приемлем для раннего Оксфорда.  Кроме того, в сцене видений (как и в других местах «Цимбелина») заметно некоторое влияние «Эфиопских историй» Гелиодора, которые были переведены на английский язык Томасом Ундердоуном в 1567 году.  Ундердоун не только посвятил свою книгу юному Эдварду де Веру, но ещё и высказал в своём посвящении опасение: а не слишком ли юный граф увлекается интеллектуальными забавами[236]:

«Я не отрицаю, что о многих предметах, я имею в виду разностороннее образование, человек благородного происхождения должен иметь представление, но быть чересчур пристрастившимся к получению знаний, по-моему,  нехорошо».
 
Завидный упрёк получил граф Оксфорд: его обвинили в том, что он чересчур пристрастился к получению знаний. 

Шекспироведы обнаружили некоторое влияние «Цимбелина» на пьесу Фрэнсиса Бомонта и Джона Флетчера «Филастр», возникшую примерно в 1610-1611 годах[237]. Всё вышесказанное  в соединении с метрическими данными текста пьесы заставляет критиков предположительно датировать написание зрелой версии «Цимбелина» 1609-1610 годами.  «Женская рука», правившая «Цимбелин», которую я упомянула ранее, принадлежала, по мнению Гилилова, Елизавете Ратленд.  Если она действительно причастна к написанию или редактированию пьесы, то неудивительно, что её работа оказала влияние на пьесу влюблённого в неё Фрэнсиса Бомонта. 

Для полноты картины следует сказать, что в круге семейства Сидни были и другие женщины, способные отредактировать пьесу «Цимбелин», например, Мэри Сидни-Герберт, графиня Пембрук, или её племянница Мэри Сидни-Рот. Если предположить, что рукописи Оксфорда-Шекспира (или их часть) хранились у его младшей дочери Сьюзен де Вер, то они были легко доступны Мэри Сидни-Герберт, так как её сын Филип Герберт, граф Монтгомори, был мужем Сьюзен де Вер. А Мэри Сидни-Рот, написавшая позднее, в зрелом возрасте, пасторальную драму «Победа любви» (1620), скандальный прозаический романс «Урания» (1621) и цикл сонетов «Памфилия Амфиланту» (1621), была близкой подругой Сьюзен де Вер.

Если автором, соавтором или редактором была женщина, то становятся понятны и антифеминистические тенденции Бена Джонсона в этот период.  Известно, что Джонсон на дух не переносил романтические пьесы Шекспира «Цимбелин», «Зимнюю сказку», «Перикл» и «Бурю».  Он был убеждён, что эти пьесы пользуются незаслуженным успехом, превышающим успех его (Бена Джонсона) достойнейших пьес.  Считая себя не только талантливым драматургом и поэтом, но и мудрецом (таковым он изображал себя во многих своих произведениях, например, в «Печальном пастухе» он – мудрец Элкин), учителем писателей и поэтов, успех «никчёмных» романтических пьес возбуждал в нём недобрые чувствам типа «цыплята курицу учат».  Но, с другой стороны, Бен Джонсон с почтением относился ко всем перечисленным выше женщинам круга Сидни. В сонете, посвящённом Мэри Рот, Бен Джонсон писал:

«С тех пор, как я стал подражать вашим сонетам, я стал
Лучшим любовником и гораздо лучшим поэтом».

«Since I exscribe your sonnets, am become
A better lover, and much better poet».

Бен Джонсон говорил Драммонду, что «графиня Ратленд нисколько не уступает своему отцу Сэру Филипу Сидни в поэзии».  Заметьте, «в поэзии» – искусство драматургии он не упомянул.  И вообще, допустимо превзойти великого Филипа Сидни в поэзии, но как можно превзойти  самого Бена Джонсона в искусстве драмы?

Замечу, кстати, что пресловутая «женская рука» могла принадлежать и Эдварду де Веру, о котором Габриэль Харви, высмеивая его, писал в «Speculum Tuscanismi», что у него:

«Никаких слов, кроме доблестных, никаких трудов, кроме женских».

“No words but valorous, no works but womanish only.”

Пьеса «Цимбелин» была впервые напечатана в Первом фолио 1623 года, то есть лишь в своём конечном варианте, а текст «Истории Жестокости Мачехи» утрачен, поэтому у нас нет явных свидетельств о том, какие изменения и когда вносились в эту пьесу. 

Однако анализ текста пьесы «Цимбелин» говорит о том, что она, безусловно, подвергалась значительному редактированию со стороны другого или других авторов.  Вклад другого автора был настолько велик, что некоторые шекспироведы вообще считают эту пьесу, на ряду с «Зимней сказкой» и «Бурей», не шекспировской. В этих романтических пьесах изменилось не только настроение автора, но и его дух, стиль, характерные черты автора, сама его природа.

Поговорим немного о первоисточниках пьесы «Цимбелин».  Основной её сюжет взят из «Декамерона» Боккаччио. В 9-й новелле 2-ой книги рассказывается о том, как Бернабо Ломеллини из Генуи, обманутый негодяем Амброджиоло, теряет своё состояние, на которое побился об заклад, и, чтобы отомстить жене, велит ее убить. Но его верная жена Джиневра спасается и в мужском платье служит у султана; открыв обманщика, она направляет Бернабо в Александрию, где обманщик наказан, а сама она снова надевает женское платье и, разбогатев, возвращается с мужем в Геную.

Для нас важно, что эта часть «Декамерона» не была переведена на английский в течение жизни Вилла Шакспера, зато де Вер свободно владел итальянским, а его опекун и будущий тесть Лорд Бёрли хранил труды Боккаччио на итальянском языке в своей библиотеке[238]. 

Другим итальянским источником (менее значительным) послужила, как считает Уильям Фэрина[239], эпическая поэма Торквато Тассо «Освобождённый Иерусалим».

Торквато Тассо завершил свою поэму в 1574 году, но не стал печатать.  Он разослал рукопись поэмы многочисленным литературным критикам, мнения которых были противоречивы и заставили автора мучаться сомнениями, обеднять и ухудшать свою оригинальную прекрасную поэму, внося в неё изменения.  Только в 1580 году часть поэмы была напечатана, и то, без его ведома.  Именно в этот период хождения рукописи поэмы по рукам, а её автора – по мукам, де Вер побывал в Италии (1575-76 годы).  Читал ли он рукопись поэмы, неизвестно, но наверняка о ней слышал. И не только о ней. 

В Италии ходили слухи о любви высокообразованного, остроумного и красивого, мастера экспромтов и яркого поэта, но недостаточно родовитого и богатого человека Торквато Тассо (вспомним Постума – мужа принцессы Имогены) к принцессе Леоноре, дочери герцога Феррары, при  Дворе которого служил Тассо.  У Тассо даже возник безумный план женитьбы на принцессе, если судить по его стихам и трактатам «Разговор о любви» и «Отец семейства», но этим замыслам не суждено было осуществиться. Отношения Торквато Тассо с герцогом Феррары испортились, у поэта было много врагов.  Его подстерегли в засаде.  Он дрался, как лев, с четырьмя убийцами, – опять-таки вспомним Постума Леоната (потомка льва) и то, как героически он дрался в сражениях с римлянами. 

Однажды, как Гамлет – Полония, а Эдвард де Вер – слугу Лорда Бёрли, Торквато Тассо пронзил мечом подозреваемого в наушничестве слугу, за что его на несколько дней заключили в монастырь святого Франциска – своего рода тюрьму для привилегированных.  Поэт бежал из монастыря, а принцесса Леонора знала о побеге и пыталась помочь ему укрыться.  Побег произошёл в 1577 году, когда де Вер уже вернулся в Англию, но слух о нём дошёл и туда.  Всё это были свежие события и свежие впечатления, как раз перед написанием и постановкой «Истории Жестокости Мачехи» в 1578 году.  И как раз в 1577 году увидело свет первое издание «Хроник» Рафаэля Холиншеда.  О связях де Вера с Холиншедом говорилось ранее.

У Холиншеда Шекспир  нашел  упоминание  о  короле  Кимбелине  или  Цимбелине, воспитывавшемся, по  словам  хроники,  в  Риме  и  там  посвящённом  в  рыцари императором Августом, в войсках которого он служил во время различных  войн.  Цимбелин пользовался таким благоволением императора, что ему было предоставлено на его  собственную  волю – платить  или  нет  дань  Риму.  Он  правил  своим государством 35 лет, был погребен в Лондоне и оставил двух сыновей, Гвидерия и Арвирага (шекспировские имена). Имя Имогена встречается в рассказе Холиншеда о Бруте и Локрине.  Позднее, в трагедии «Локрин» от 1595 г. Имогена упоминается как жена Брута.

Нашла своё отражение в «Цимбелине» сказка о Белоснежке.  В этой сказке дочь короля бежит от злой мачехи и попадает в пещеру, где живут добрые карлики. Они ласково принимают Белоснежку, и она остается у них, чтобы стряпать им и вести хозяйство. Эта идиллическая жизнь на лоне природы, среди ее добрых сил прерывается мнимой смертью Белоснежки, которую, однако, оживляют. Как пишет А. Смирнов[240]:

«Всё это очень близко к тому, что изображено у Шекспира. Главное его отступление заключается в том, что он заменил добрых карликов двумя братьями юной героини и их воспитателем». 

И далее Смирнов делает важное замечание о том, что «английский вариант этой сказки до сих пор не был найден».  Отсутствие подобной сказки в английском фольклоре могло бы быть препятствием для Вилла Шакспера, но путешественник Эдвард де Вер мог услышать её на континенте или прочесть в итальянской или французской книжке.

В 1567 году вышел перевод на английский книги итальянца Маттео Банделло «Трагические повествования» ("Certaine Tragical  Discourses"), сделанный Джеффри Фентоном.  Общее у этой книжки с «Цимбелином» – это описание преимуществ жизни отшельников в глуши лесов по сравнению с жизнью королевских придворных.  При этом следует заметить, что книжка новелл Банделло на его родном языке находилась в библиотеке Лорда Бёрли[241], а Джеффри Фентон был другом Эдварда де Вера и посвятил его жене Анне Сесил свои «Золотые эпистолы», изданные в 1575 году. 

Интересно также, что имя изгнанного Цимбелином вельможи Белария (Belarius) взято из новеллы Роберта Грина (протеже Эдварда де Вера) «Пандосто» (1588г)[242].  Роберт Грин посвятил Эдварду де Веру свой «Гвидониус». 

И ещё одна деталь: на мысль о снотворном (вместо яда), которое вызвало летаргический сон Имогены, Шекспира могло навести использование аналогичного снотворного в «Золотом осле» Аппулея,  книжке, переведенной на английский язык в 1566 году Уильямом Адлингтоном.  Эта книга была посвящена ментору Эдварда де Вера, Томасу Радклиффу[243].

Добавим ещё один маленький штрих, касающийся источников. Дочь британского короля Имогена, главная восхитительная и положительная героиня пьесы, во второй сцене второго акта читает книгу Овидия «Метаморфозы». Напомним, что знаменитый перевод этой книги на английский был сделан родным дядей Эдварда де Вера Артуром Голдингом в 1567 году.  Шекспир-Оксфорд выбрал правильную книгу для чтения героине, образ которой в течение многих веков пленял многих комментаторов и просто читателей пьесы «Цимбелин».

Даже негодяй Якимо восхитился Имогеной и усомнился в своей победе:

«В ней всё, что видно взору, – совершенство!
Коль так же и душа ее прекрасна,
То, значит, предо мною чудо, феникс,
И проиграл я!» (I.6)

Заметьте, Имогену, прототипом которой, по мнению И. М. Гилилова, была графиня Ратленд (дочь поэта Филипа Сидни, которого его современники называли «Фениксом»), сравнивают с фениксом. 

Российский шекспировед А. Смирнов с глубоким уважением пишет об Имогене[244]:

«Она –  натура сильная, и ее характер определяется не одной лишь любовью и преданностью (подобно Геро в "Много шума из ничего", Дездемоне или Гермионе). Она столь же горда и решительна, как и смела. Она не боится смерти (в Мильфорде), даже жаждет её, узнав, что муж усомнился в её моральной стойкости». 

И далее:

«...когда Пизанио сообщает ей о смертном приговоре, вынесенном ей Постумом, она не трепещет за свою жизнь, но её терзает мысль о том, как он будет потом раскаиваться в содеянном (III.4)». 

Георг Брандес тоже восхищается Имогеной:

«...сам заблуждающийся, единственный  человек, любимый ею, приговаривает её к  смерти.  И, тем не менее, чувство её к нему не изменяется и не ослабевает. Изумительно, в высшей степени изумительно!»[245]

Такой же нравственной силой, по мнению Гилилова, обладала реальная женщина – графиня Ратленд.  27-милетняя жена графа Ратленда, привлекательная и талантливая, в расцвете сил и здоровья, покончившая жизнь самоубийством,  для того, чтобы последовать за своим супругом. Так считал Гилилов. На мой взгляд, была ли смерть графини Ратленд самоубийством, вопрос спорный. И мы его ещё коснёмся.

Смелая и решительная Имогена (и её возможный прототип графиня Ратленд) напоминает Розалинду из «Как вам это понравится» и Беатриче из «Много шума из ничего».  Сходство Имогены с волевыми героинями Шекспира подмечает и А. Смирнов:

«Кажется, что Шекспир для её [Имогены] образа заимствовал некоторые краски у чуть-чуть строптивых и задорных, умеющих постоять за себя героинь своих ранних комедий, как Розалинда, Беатриче, Порция, Виола».

Графиня Ратленд следовала своим принципам не на словах, а на деле.  В реальной жизни ей удалось олицетворить тот положительный образ женщины, который был для неё эталоном, не называя его громким словом «идеальный» (это делали за неё её поклонники). Она же была необычайно скромна. И как писал Бен Джонсон[246]: 

«...Ведь совершенства
Её гораздо глубже и прекрасней, чем лица их:
Она же не хочет выставлять их напоказ,
Пренебрегая возможностью гордиться ими».

Графиня Ратленд вполне подходит в качестве создателя положительного образа Имогены – это не просто её представление о том, какой должна быть любящая жена и достойная женщина, а это она сама, такая, какая есть.  Кроме того, идея христианского прощения так же близка графине Ратленд, как и идея справедливого мщения – графу Оксфорду.  Если бы «Цимбелин» дописал до конца зрелый Оксфорд, и после него никто бы не редактировал эту пьесу, «Цимбелин» был бы трагедией.  Недаром, эта романтическая история со счастливым концом и всепрощением в Первом шекспировском фолио попала в раздел трагедий, что озадачивает шекспироведов. Вероятно, она и была трагедией до последнего редактирования.  Интересно, что в новелле из «Декамерона» (шекспировском первоисточнике) аналогичная история завершается жестоким наказанием, а отнюдь не христианским прощением:

«Тогда  султан повелел отвести Амброджиоло на возвышенное место в городе, привязать  его  к столбу, лицом прямо к солнцу, обмазать его всего мёдом и не освобождать его, пока он сам не распадётся на части. Среди несказанных мучений он  не  только был до смерти искусан мухами, осами и оводами, которыми кишит эта страна, но съеден ими до самых суставов. И, таким  образом,  белые  кости,  скрепленные одними только жилами, долго еще не убирались и висели  как  предостерегающий пример»[247].

И не случайно Бернард Шоу, посчитав идиллическую концовку «Цимбелина» противоестественной, переписал по-своему пятый акт пьесы[248], избавившись от

«таких абсурдных мест, как идентификация много лет тому назад потерянного ребёнка по родинке».

В истории тайного замужества принцессы Имогены и Постума, в их противостоянии воле короля многие шекспироведы улавливают отзвук печального романа племянницы короля Джеймса Арабеллы Стюарт и Уильяма Сеймора весной 1610 года.  А. Смирнов так описывает происшедшее[249]:

«Надежды, вызванные началом правления Иакова I (заботы о просвещении, покровительство искусству), не оправдались. Двор стал ареной либо пустейших увеселений, либо самого необузданного разврата. Единственным светлым пятном на нём оставалась Арабелла Стюарт, племянница короля. Но в качестве таковой она обладала какими-то неясными правами на престол и по этой причине состояла под строжайшим надзором. На свою беду она влюбилась в Уильяма Симора (Seymour), сына лорда Бошана, который также имел какие-то смутные претензии на трон. Иаков этой близости между молодыми людьми не сочувствовал, но они не захотели быть покорными и тайно обвенчались. Тогда Иаков велел арестовать обоих, но любящим удалось бежать. Однако несчастная случайность разрушила планы беглецов. Уильям счастливо скрылся на континент, но Арабелла слишком долго прождала мужа в условленном месте встречи и, пойманная посланной за ней погоней, была отвезена на родину и там умерла в заточении, сойдя с ума».

Арабелле незамедлительно нужно было бежать, спасая себя, а она всё ждала и ждала мужа в условленном месте.

Беги, Арабелла, беги!
Ночь темна, и не видно не зги.
Месть черна, и кара жестока:
Не ищи пощады у рока.
Оробели друзья, осмелели враги.
Беги, Арабелла, беги!

Не жди, Арабелла, не жди!
Безумье тюрьмы впереди.

И где же твой муж, в пути ли?
А может, его уже схватили?
Знает правду лишь та звезда,
Что не привела его сюда.
Сердце студи, а разум буди.
Беги, Арабелла, не жди!
                (И. Кант)

Справедливая горечь Арабеллы Стюарт чувствуется в обращении Имогены к Постуму (III,4):

«О Постум, ты, заставивший меня
Ослушаться отца и государя
И предложенья принцев отвергать
С презрением надменным, – ты поймёшь, 
Что подвигом, какой не часто встретишь, 
Была любовь моя». 

Здесь стоит отметить, что Эмилия Бассано-Лэньер (которая представляется мне Смуглой Леди Сонетов Шекспира) в одном из вступительных стихотворений к своей поэме «Славься Господь, Царь Иудейский» с искренней сердечностью обращается к Арабелле. Это стихотворение «К Леди Арабелле» начинается так:

«Величием, учёностью Вы славы
Достойны, Леди. Знаю много лет
Я Вас, но не знакома, право,
Так близко с Вами, как желаю. Нет!»

Это стихотворение тоже было написано в роковом для Арабеллы 1610 году (2 октября 1610 года поэма «Славься Господь, Царь Иудейский» была зарегистрирована, а начала создаваться, видимо, в начале 1610 года).  Как раз в это время дописывался  и подвергался завершающему редактированию «Цимбелин».

И.М. Гилилов считал, что подлиным автором поэмы «Славься Господь, Царь Иудейский» (“Salve Deus Rex Iudaeorum”) была не Эмилия Лэньер, а графиня Ратленд. В 2008 году его аргументы показались мне убедительными, но через годы, после детальной проверки, я пришла к выводу, что автором книги “Salve Deus”, включающей в себя две поэмы и ряд посвящений, была всё-таки Эмилия Лэньер, как и значилось на обложке книги. Этот вывод дался мне нелегко. Чтобы проникнуться духом автора и правильно понять каждое её слово, был сделан полный поэтический перевод на русский язык (с комментариями) книги “Salve Deus”. В этой большой работе мне помог мой пожилой отец (ему было тогда 92 года). Большое ему спасибо за это и многое другое. Он, используя мои подстрочники и комментарии (английского языка он не знал), версифицировал часть строф поэмы «Славься Господь, Царь Иудейский». А после его рифмовки я их ещё раз тщательно проверяла.

Воздав должное возможным соавторам, редакторам и прототипам персонажей «Цимбелина», давайте ещё немного поговорим об авторе, заложившем фундамент пьесы.  Независимый исследователь В. Рон Хесс назвал Эдварда де Вера «инициатором» шекспировских пьес. Мистер Хесс считал, что все первые версии шекспировских пьес написаны Эдвардом де Вером. К своим ранним пьесам де Вер возвращался и вносил в них разнокалиберные изменения.  Некоторые из пьес, по мнению мистера Хесса, де Веру посчастливилось завершить лично, остальные пьесы завершены и отредактированы другими писателями.  Что касается «Цимбелина», то мистер Хесс считает, что в 1601 году Эдвард де Вер в очередной раз редактировал эту пьесу[250], представляя тому нижеследующее доказательство. 

1601 год был в некотором смысле юбилейным для де Вера.  20 лет тому назад он был изгнан из Королевского двора вследствие двух скандальных историй: его тайных отношений с прокатолическими конспираторами и любовного романа с Анной Вавасор.  Эдвард де Вер вспоминает своё изгнание, а вослед за ним и его герой – Беларий, который изгнан королём Цимбелином за те же 20 лет до момента действия пьесы.  Беларий вспоминает (III,3), но в речи Белария звучит голос де Вера:

«Я был подобен дереву, что гнётся
Под тяжестью плодов; и в ночь одну
Вор или вихрь – зовите как хотите –
Унёс мою листву, меня оставив
Нагим под стужей...»

«...Клянусь, за мною не было вины,
Но два лжеца монарху нашептали,
Что с Римом в тайный сговор я вступил,
И клевета их восторжествовала
Над честностью моей. Меня изгнали.
Уж двадцать лет, как этот лес и скалы –
Мой мир».

Уильям Фэрина привёл ряд аналогий между жизнью Эдварда де Вера и текстом «Цимбелина»[251]:

Как Цимбелин Эдвард де Вер имел двух сыновей, один из которых, Генри де Вер, –ребёнок от второго брака де Вера с Елизаветой Трентам, а второй, Эдвард Вер младший, – результат любовной связи де Вера с Анной Вавасор.

Юный Эдвард Вер младший ещё при жизни своего отца (а Генри де Вер был ещё подростком, когда умер его отец) начал приобретать хорошую военную репутацию, следуя семейной традиции, которую позднее поддержал и Генри де Вер.  Вспомните «воинствующих Веров»! Также прославились на военном поприще и сыновья короля Цимбелина Арвираг и Гвидерий.

У исторического Цимбелина (Cunobelinus) столица его государства находилась в Колчестере в графстве Эссекс – «рукой подать» до замка Хедингем, в котором родился и провёл свои детские годы Эдвард де Вер и также недалеко от дома «деревенских Муз» де Вера в Вайвенго.

Как Постум, де Вер отправился на Континент и побывал во Франции и в Италии.  В Италии Постум встретился с Якимо, которого Шекспир называет «Сиенским братом» (“Sienna’s brother”, IV, 2, 341), то есть братом герцога Сиены.  Де Вер жил некоторое время в Сиене и посылал оттуда в Англию письма, сохранившиеся до наших времён.

Тема ревности и незаслуженных подозрений – болевая точка Эдварда де Вера. Ярче всего она представлена в «Отелло».  Но разные грани этого же предмета мы находим в «Зимней сказке» и в «Виндзорских кумушках», и в «Цимбелине», где Постум становится жертвой своего желания похвалиться перед друзьями необыкновенными достоинствами жены, жертвой интриг Якимо, необоснованных обвинений в адрес его любимой Имогены и недостатка твёрдости веры в душе самого Постума.

Злодей Якимо, персонаж «Цимбелина», очень похож на Яго из «Отелло», а оба они, в свою очередь, напоминают Роуленда Йорка, который внёс свою лепту в разлад между де Вером и Анной Сесил, воспользовавшись доверчивостью де Вера  и его обострённым чувством ревности.  Возможно, с его подачи, но, несомненно, при его участии, произошло то, что де Вер поверил, будто его дочь Елизавета, рождению которой он поначалу радовался  (и тому есть письменные свидетельства), – вовсе и не его дочь.  Правдивое описание слепых и диких, несправедливых обвинений ревнивцев – это как бы извинение де Вера перед Анной Сесил за незаслуженно причинённую ей боль.  Запоздалое, посмертное извинение. 

В образах Якимо и Яго также заметны черты смертельного врага (а поначалу друга) де Вера, его кузена Генри Говарда, симпатизирующего католикам.  Генри Говард, как и Роуленд Йорк, сыграл роль подстрекателя и катализатора в конфликте де Вера с его женой. Таким образом, на Говарде лежит двойная вина: во-первых, подстрекание де Вера к разрыву с женой и укрепление недоверия к ней, а во-вторых, участие в католической конспирации, за которое оба, и де Вер, и Говард, могли поплатиться головой. Билл Фэрина подчёркивает, что Генри Говард, как и Якимо, снискав милосердие судей, заплатил невысокую цену за свои грешные дела.  Якимо был прощён Постумом (V.4, что мне лично кажется фальшивым оборотом событий, тем более, что и сам-то Постум нуждался  в прощении), а Генри Говард был ненадолго брошен в тюрьму, но вскоре освобождён и прощён; через некоторое время к нему вернулось расположение королевы Елизаветы, а при короле Джеймсе он был вообще у него в фаворе.

В пьесе «Цимбелин» Имогена отвергает предложенного отцом и мачехой жениха Клотена и выходит замуж за своего избранника Постума, вопреки воле короля и королевы.  В 1597 году 13-летнюю девочку Бриджет, среднюю дочь Эдварда де Вера, её дедушка, всемогущий лорд Бёрли, и дядя Роберт Сесил пытаются выдать замуж за Генри Брука, нового лорда Кобема, богача, пуританский предок которого Сэр Джон Олдкасл был безжалостно высмеян Шекспиром под именем Сэра Джона Фальстафа. 

Роберт Сесил незадолго до этого женился на сестре Брука.  Отец и сын Сесилы рассчитывали путём женитьб и замужеств образовать крепкий альянс, противостоящий фракции графа Эссекса. Но помолвка Бриджет Вер и Генри Брука была неожиданно расторгнута. Важная деталь: современники отзывались о претенденте на руку Бриджет Вер Генри Бруке, как о человеке недалёкого ума.  Также и Клотена, соискателя руки Имогены, постоянно называют глупцом (I.2, IV.2).
 Гвидерий после того, как он отсёк голову Клотену, с презрением произнёс (IV.2):

«Дурак был этот Клотен, пустозвон!
Не мог бы выбить из него мозгов
Сам Геркулес – их не было в помине».

Когда Бриджет Вер достигает 15-летнего возраста, её снова пытаются выдать замуж. На этот раз за Уильяма Герберта, старшего сына Мэри Пембрук.  Граф Пембрук и лорд Бёрли не сумели договориться, и брак не состоялся, а Бриджет Вер вскоре вышла замуж за того, кто приглянулся ей, – Фрэнсиса Норриса, будущего графа Беркли. 

Когда Цимбелин упрекает дочь за неповиновение родительской воле, она настаивает на правоте своего выбора (I,1):

«Орла избрав, я коршуна отвергла».

На что король отвечает:

«Ты нищего взяла!»

Фрэнсис Норрис унаследовал титул и получил наследство только после кончины своего дедушки, то есть, через год после свадьбы.  В момент свадьбы он не был богат, но и нищим не был тоже.  «Нищий» – гипербола и в отношении Постума, который всё-таки был дворянином. Что касается орла и коршуна, то можно сказать, что «коршун» Клотен в пьесе был беспринципным типом и забиякой, а «коршун» Генри Брук был неудачником-заговорщиком. В 1603 году его бросили в тюрьму, где он оставался до конца своей жизни.  Заговорщика и врага короля Джеймса вполне можно было назвать коршуном.  Бриджет Вер, как и Имогена, считала, что выбирает орла. 

Орёл Постум дрался с врагами, как лев (во время сражений римлян и британцев), Фрэнсис Норрис тоже был воинственным малым.  Он сражался на дуэли со своим кузеном Перегрином Берти, затевал сражения в парламенте.  Оба, Постум и Норрис,
были импульсивными, вспыльчивыми, они никогда не отмеряли семь раз, а действовали, не успев подумать.

И ещё одна деталь: Постум (Posthumus) – латинское имя, переводимое, как
«рождённый последним», «рождённый после смерти своего отца» или «рождённый после составления завещания». Предполагаеый прообраз Постума Фрэнсис Норрис родился в июле 1579 года, а его отец умер в день Рождества, в том же самом году, то есть Фрэнсис Норрис был «рождён последним».

***

Примечания.
233. Clark, стр. 79.
234. Furlong, глава 32 “Cymbeline,” стр.19.
235. Farina, стр. 95.
236. Nelson, стр. 236-237.
237. Смирнов, «Цимбелин», Послесловие.
238. Jolly, “’Shakespeare’ and Burghley’s Library,” стр. 12.
239. Farina, стр. 94.
240. Смирнов, «Цимбелин», Послесловие.
241. Jolly, “’Shakespeare’ and Burghley’s Library,” стр. 12.
242. Chambers, том 1, стр. 485.
243. Apulieus, “The Golden Ass,” William Adlington, translator with revisions by  G. Gaselee, Cambridge, MA, Harvard University Press, 1971, стр. viii.
244. Смирнов, «Цимбелин», Послесловие.
245. Брандес, глава LXXVI.
246. Бен Джонсон, «Ода восторженная».
247. Брандес, глава LXXVI.
248. Riverside, стр. 1568.
249. Смирнов, «Цимбелин», Послесловие.
250. Hess, том 2, стр. 250.
251. Farina, стр. 93, 95-97.


*********************************************************
<> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <>   
*********************************************************