Свеча на льду. Баллада об Александре Мамкине

«Свеча на льду. Баллада об Александре Мамкине»
                поэма-баллада

Есть подвиги — без блеска орденов,
Без громких слов и фанфарных основ.
Когда лишь тьма, огонь и путь один,
И кто-то шепчет: «Выживи… держись… не сгинь».

Хутор. Поля. Дорога и ручей.
В ольхе — свирель, а в небе — крик журавлей.
Детство в листве, как в тихом янтаре,
Дарит клёнам лист — как пламя на заре.
Солома пахнет хлебом и росой,
И мальчик вдаль глядит, за синевой:
Где небо манит светом и мечтой,
Где хрупкий профиль будущего — свой.

Он вырастет. Учёба. Взлёт. Полёт.
И бедность знаний к небу приведёт.
Винт — словно псалом, а карта — след судьбы,
Где линии дорог — его мечты.
Балашов. ГВФ. Взлёт и разбег.
Туман и вера делят свой успех.
Он учит небо, будто вечный труд,
Чтоб к свету взмыли те, кого там ждут.

И вот — война. Грохочет даль и мрак,
И рёв моторов — как смертельный знак.
За лесом — фронт, и дым стоит стеной,
А он несёт надежду под луной.
Семьдесят рейсов — кто их пересчитал?
На крыльях веры небо поднимал.
Он шёл сквозь смерть, где тьма — как хоровод,
И каждый взлёт — как малый свой исход.

А там, в избушке, свет дрожит в окне,
И шёпот тонет в сумрачной весне:
«Мама не пришла…» — и свечка плачет,
Страх у порога детство прячет.
«Звёздочка» светлеет в вышине,
Как зов надежды в детской тишине.
Из плена сёл, болот и тьмы невзгод
Их вынести — ценой любых забот.

Ночь. Взлёт. Р-5 — как скрипка без струны,
Крыло из ткани, нервы — из войны.
Во фюзеляже — детским тихим сном,
Пальцы крошечные — с крестиком тайком.
Воспитательница держит тетрадь,
Как душу — список: «всех бы нам забрать…»
А он впереди, где трассы режет свет,
Ведёт их сквозь огонь и смерти след.

Взрыв. Пламя. В лицо летит раскал,
И ткань мундира в пепел опадала.
Огонь коснулся — кожи, сердца, снов,
И кость обжёг, как свет без слов.
В стекле — зола, и прибор немой,
А в пальцах — небо, обожжённый вой.
Глаза — в огне, но тянут горизонт,
Где ледяной — как жизнь, последний фронт.

«Держись!» — не Богу крикнул, а малышам,
Что спали тихо, веря чудесам.
Он вёз не славу — свет души,
Через огонь, где ангелы — малыши.
Удар. И лёд — как нежность той реки,
Шасси скрипят, как старые смычки.
Погасло пламя. Ночь легла полна.
И детский плач впервые — это не война.

Они — живы. И он — почти уже —
В бинтах апрельских, в хрупкой тишине,
Где чай в стакане — солнечный прилив,
И в часовой округлости — мотив.
Ему бы — дом, где клёны и покой,
Ему бы — хлебный дух земли живой.
Но календарь суров, как приговор:
В апреле пламя сменит его взор.

Скажите, разве мал тот жар, тот свет,
Что не себя спасал он — а чужой рассвет?
Какая звезда сравнится с теми днями,
Где детский взор горит над облаками?
Пускай награда медлит свой черёд,
Теряется меж папок и забот —
Есть высшая, что в сердце оживала:
Когда в траве дыханье — детства слава.

С годами — памятник, и свет, и грань,
У школ, дворов — живая память, даль.
Но если сор укроет тот предел,
Где он когда-то за детей горел, —
То стыд не в нём, а в нас, кто не дошёл,
Забыв, что чистым должен быть не только стол…
Возьмём мешки, перчатки — без речей,
И сделаем дорогу чище — ей.

Не любим фраз напыщенных — и он
Их не искал, летя сквозь дым и стон.
Он шёл не за почёт и не за весть,
А за детей — за право им быть здесь.
И если где-то — поле, клёны, плес,
И шепчет ветер имя сквозь навес, —
То значит, в русском сердце и в душе
Звучит одно великое: «Спасибо тебе».

Есть подвиги без маршей и фанфар,
Без крика, где горит один пожар.
В метели пел, как флейта, самолёт…
И пилот сквозь пламя крест несёт.
И звёзд его не видно на стекле —
Они в глазах смеющихся детей.
Их шаг — как след по солнечной воде,
Его дорога — к вечной высоте.

И вот — апрель. Растаял зимний лёд,
А память — как свеча, в сердцах живёт.
Она горит не ради орденов,
А для спасённых им, для детских снов.
Пока в глазах у мальчиков рассвет,
Пока у неба не иссякнет свет,
Пока в селе звенит ручей, струя —
Он рядом с нами. Память — это я.

Пусть «Звёздочка» висит над лесом вновь,
Как путеводная, как детская любовь.
И каждую весну, когда шумит вода,
Мы вспомним: есть такие поезда —
Из ночи — в утро, через боль и снег,
Где пилотирует один лишь человек.
И имя — Мамкин — в этих небесах
Горит не на погонах, а — в сердцах.