Холмы лежат в спокойствии под снегом

Холмы лежат в спокойствии под снегом,
Над ними — утро, вечер, ночь, звезда.
Берёзы все стоят в морозно-нежно-белом,
И кроны сквозь зарю чернеют в небеса.
Там всё торжественно и чудно; всюду облака,
Под ними замирает целый новый мир,
Где их стволы сковали сугробы серебра.
Мороз и ветер. Тихий сон. Внимает им эфир
И шлёт чрез синеву к затону белый хлад,
И оставляет след там в виде блеска льда.
Когда сгустится у реки чудесный зимний мрак,
То можно под луной там встретить и Христа.
Бредёт он одинок, искрит кровавый след,
Оставленный в снегу совсем босой ногой,
И так далёк Восток, и не горит рассвет,
И в чащу он пройдёт истоптанной тропой.
Не встретит никого, давно в ней нет Богов,
Остались лишь дубы, как память и как древность.
Янтарный шёпот губ и ласка нежных слов
Рождают в их ветвях уж не любовь, но ревность.
Коснётся их Христос, согреет кровь стволы,
Но отвернёт от дуба с веток их пурга.
Они бы сами поломали себя бы на кресты,
Чтобы распять того, кто выгнал их в века.
Уйдёт он по снегам, осыпанный на зло,
От ног синеющих в крови до синих пальцев рук,
Холодной крошкой, цветом лунным, в молоко, —
И побредёт назад на шорох мой и звук.
Мы разминёмся с ним: он — в холм, к берёзам,
Я же сойду с холма, на санках вниз слечу.
И вот стоит он надо мной, отдавшись горьким слёзам,
А я смеюсь — дыханию свободно, духу и плечу!
Махну ему рукой: «Не плачь, прошу, мой Боже,
Нет горя в том, что чужд ты здесь всему.
Пущай растут дубы! Под их корнями тоже,
Как под крестами, спят по слову твоему»