Бал баллад

       !

    Баллада начал.

Под мстительным прищуром Птолемея
внутри меня смыкаются миры -
одна рука от холода немеет,
другая высыхает от жары.
В боях противозначностей системы
рождаются герои и поэмы.

Не думаю, что сильно интересен,-
не все кипучим разумом полны, -
любителям побасенок и песен
о надоевшем облике Луны,
о повседневных вялых передрягах
и в них изнемогающих беднягах.

По темечко залитый древним ядом
случайных столкновений и разлук,
одним своим холодным тёмным взглядом
способный обезлюдить мир вокруг,
я урезонил  личные причины
и не примерил менторской личины.

Как насыщаться рифмой за обедом
вдогонку потрошённому тунцу,
так и считать мои заметки бредом
дозволено тупице и юнцу,
да, может быть, на пенсии майору,
способному ко всяческому вздору.

Тебе, мой друг, такое не простится,
иначе для чего я взволновал
покоем убелённые страницы,
рискуя их повлечь на карнавал,
на родовое буйство безобразий
под масками стеснительных фантазий.

Былые невербальные утехи,
избегнувшие внутренней борьбы,
зияют как громадные прорехи
на погребальном саване судьбы -
похоже, его жалкие огрызки
раздёргают вербальные изыски.
 
Судить собой содеянное - поздно,
в какое время ты бы ни грешил -
с рождения идёт утечка мозга
и недостача смелости души.
Родителю пустому из пелёнок
лучисто улыбается подонок.

Для обретенья собственного блага
я был готов, казалось, ко всему,
но молодецки глупая отвага
почила в удушающем дыму
отравы, под вуалью благовоний
доставленной из солнечных колоний.

Изъеденный проказами  плезира,
мой бедный разум медленно стихал,
я был неочевиден для эфира
и неизвестен будущим стихам.
И лишь во сне на искренние слёзы
слетались восхитительные грёзы.

Сумей постигнуть уровень неволи -
секущий сердце маятник ускорь.
Безсмертие души таится в боли,
упрятанной в пожизненную скорбь.
Свободный от привязанностей разум
из жизни вырвет времени заразу.
 
Враждебны человечеству все среды
земли, ветров, огня или воды,
науськивая ангелов на беды,
не можем расплатиться за труды.
При разном обустройстве и режиме
пребудем мирозданию чужими.

Пройти сквозь генетическое сито
способен только мелкий индивид,
не стоит удивляться, что элита
имеет низкий уровень и вид.
Нельзя до буквы цинику и хаму
поправить материнскую программу.

Разгадывая позы или пассы,
прочитывает истинный злодей
уныния грядущего гримасы
в улыбках жизнерадостных людей.
Он к этому торжественному мигу
приложит нескудеющую фигу.

Болтается в безсмысленности особь,
униженно моля иль вопия,
но есть стихи, их слаженная  поступь
раздавливает книгу  бытия,
и в совершенстве хаоса потомки
навряд ли соберут её обломки.
 
Коль порешил, что в собственной основе
ты достоверно слаженный поэт,
прими совет  - пиши стихи о слове,
поистине, безбрежней темы нет.
И в каждом разе даже папарацци
не смогут к содержанию придраться.
 
 
          2


     Баллада о Солнце
 
Сторонники тьмы не воюют со светом,
а всех беззащитных лишают надежды.
Их голый вожак остаётся валетом
внутри дорогой королевской одежды.

Пускается люд в заводное веселье,
топя в нищете дорогие привычки.
В Москве, Вашингтоне, Пекине, Брюсселе
дурачат народ по одной методичке.

Скулят чудеса за закрытою дверью,
но я сомневаюсь в посланниках рая.
Всегда было ясно любому еврею,
где есть его самый надёжный Израиль.

Вам явное кажется смутным, не так ли?
Упрячьте зрачки за волшебные стёкла -
во лбах запылают кресты и пентакли,
и Солнце блеснёт как варёная свёкла.

Россию умом не понять,  однозначно,
тому, кто ума не имел и не нажил.
Отчизна моя словно ветер прозрачна,
проста до того, что не верится даже.

Пора прекратить в безконечном итоге
стыдливо страдать от чужих безобразий -
не только у нас дураки на дороге
целуются в кровь в маскулинном экстазе .

Россию тошнит апологией пьянства,
но всякий свои превозносит мученья.
Россия - души моей свет и пространство,
где что-то ещё не имеет значенья.

Я знаю, какие закрутятся бури
в пустых головах от словесного гуда,
но русский - не пьёт и, представьте, - не курит,
весьма дорожа здравомыслием чуда.

Но я не о тех, кто горланит  со сцены,
и я не о тех, кто вещает с экрана.
Широкость души упирается в цены
продажной любви послужного стакана.

Куда ни толкнись - раздевается тема,
подбитая временем траченой гномой,
а в ухо бубнит и бубнит  теорема,
которой не стать ни за что аксиомой.

У каждого есть своя зона комфорта,
где вольно лелеять в осмысленных силах
больного Петра в рыболовных ботфортах,
слепого  ежа в медицинских бахилах.

Сезонные буйства царя Леонида,
скабрёзные песни царя Соломона
нас всё же смогли довести до  Ковида
на жертвенник скользкого мавра Хамона.

Теснятся в груди городского рассвета
зловонные сны голубого Парижа -
рождается Солнце белёсого цвета,
хотя быть обязано пламенно-рыжим.

Из выжатых шахт поднимают винтовки
и плавят из них карусели и храмы,
Когда изничтожат себя полукровки -
там  будут парить муэдзины и ламы.

Из медного кубка шипучего марша
под яблочный выхруст сапог духовитых
пригубит звезду новоявленный маршал
за тысячи тысяч им лично убитых.

Ушла насовсем моя здешняя мама
водить над Землёй каждодневное коло.
Теперь я  один против полчищ Адама -
два собственных метра  от уровня пола.



          3


      Баллада о лже

Я, может быть, жил, но скорее - не жил,
для жизни другой нежно чувства  храня -
и был снисходителен к собственной лжи,
и грустно болел от чужого вранья.
 
Ты думаешь, правду когда-то найдёшь,
кружа сизарём по знакомым местам.
Распутаешь, вычистишь, выбросишь ложь,
окажется -  правды и  не было там.

Сожжёшь униформу, пиджак и халат,
оставишь  добро и уйдёшь в монастырь -
у этой войны предрешён результат,
земля без вранья превратится в пустырь.

Всегда было так: неприветлив и пуст
встречает тебя растаможенный день,
но первое слово, сходящее с уст,
рисует вокруг добродушных людей.

Рискни осознать, что ни варварских орд,
ни доблестных рыцарей в тесной броне,
ни гордых вождей и ни царственных морд,
ни пыльных знамён на безмолвной  Луне
по здравому разуму быть не могло -
тогда и начнёшь этим днём дорожить,
где ложь внесена людям честным  назло -
и тем украшает безцветную жизнь.

Научная ложь безупречно проста -
что можешь ты ей предоставить в ответ,
когда за неё вопиёт береста,
которой без малого тысяча лет?

Божественный мир безутешно  уныл,
когда его хочешь истолковать.
На двадцать веков многодетных могил
одна-одинёшенька Родина-мать.
 
Сияние звёзд заужает зрачки,
и видится то, что всегда на слуху.
Усердно во тьме превращают жучки
древесную плоть в золотую труху.

Чудно, если верят в одно, например,
холёный патриций и страждущий раб.
А где-то в какой-то республике негр
не верит в того, в кого верит араб.

А скольких людей развратит нувориш
и скольких растлит в услуженье набоб,
пока ты мечте воскуряешь гашиш
в чесоточной мгле соляных катакомб?

Народу нужны безпокойства и пря -
не дать здравомыслию вырасти вдруг
на твёрдом пути сумасбродства царя
на благо родни, прохиндеев и слуг.

А где-то сидит та огромная тварь,
сокрывшая свой династический герб -
то правит мохнатой клешнёю словарь,
то меньшую тварь поднимает наверх.

Пол жизни своей не слыхать новостей
об истинных людях Земли и труда.
Жестокая ложь безобразит детей
на заднем дворе родового гнезда.
 
Колебля руладой вельможный гамак
безжалостно врут и сказитель, и  скальд.
Я снова ступню заправляю в башмак,
в котором дымит раскалённый асфальт.

Божественный мир не уснул, не погиб,
присыпанный пеплом еретиков,
Божественный мир - тот, единственный, гриб,
пропущенный шумной толпой грибников.


             4

   Баллада о плоской Земле
 
Свободная мысль прозябает во мгле
едва различимой дрожащей полоской.
Вам нравится жить на пузатой Земле,
а мне, безусловно, комфортней на плоской.

И, ежели мысль до других снизошла,
пускай навсегда станет добрым уроком:
поэзией нет унижения зла,
поэзии дОлжно радеть о высоком.

На дутой земле что я вытворить мог?
На ней успевай тормозить и вертеться.
Над ровной Землёй вразумительный слог
летит напрямик до открытого сердца.

На плоской Земле не бывает чудес:
творить по уму и трудиться по силе.
На толстой юле кто-то взял и воскрес,
на плоской Земле никого не казнили.

И ваша Земля до того далека,
что я иногда в неё тоже не верю.
Но я не сдаюсь, я большой великан,
и точно дойду до неё за неделю.

Случайно найду незнакомую дверь,
заросшую толстой кристальной холстиной.
Её сторожит рассудительный зверь,
считающий всех безысходной скотиной.

Но я не за тех, кто из радужных глин
умеет испечь нищету и разруху.
Ленивая тварь предстоящих былин
украдкой лизнёт остудевшую руку.

Мне, может, уже не вернуться назад,
как только шагну от студёного края:
приветливо булькнет скучающий ад,
загаженный птицами прошлого рая.

Летишь и летишь в голубом пузыре,
считая на Солнце каверны и пятна:
то новую жизнь представляешь заре,
то вечером смерть забираешь обратно.
 
Сойдёшь ли с ума от тягучей тоски,
сплетая мечты с полусонным кошмаром?
Щемящая боль и седые виски
одним дуракам достаются задаром.

Безстыдная жизнь и сомнительный хлеб:
гулять топором по дубравам и пущам.
Решительно мир превращается в хлев
мычащий, рычащий,  визжащий, орущий.

Откуда возникнуть светанью души,
когда приловчилась смиренно и смело
сулить вдохновению ржавленный шип,
однажды пробивший горячее тело.

Не стоит тужить - всё равно не поймёшь
моих деревень родники и укромы,
пока не сочту за реликвию нож,
которым зарезан хороший знакомый.

На всякое действие, образ и жест
навалены горы примет и витийства,
а сверху парит окровавленный крест -
крылатая тень заказного убийства.

Почто оставлять не боюсь берега
рассыпчатых рек и густых океанов,
когда неизвестно какого врага
я встречу вдали от надежды и планов?

Но я  поброжу между судеб и стран,
хватая слова в диоксидном дурмане.
Не хочется лгать - я большой великан,
и Землю свою умещаю в кармане.