Подборка для Турнира поэтов, октябрь 2025

***
горячий мой сайгон, тебе ли обмануть,
тебе ли мой привычный быт разрушить?
муссон, взъерошив небо, шёл над сушей,
и город следом тихо шёл ко дну.

тебе ли ждать, сайгон, когда я разойдусь
на пузыри в дождях твоих унылых?
огонь горит, и время не остыло
в твоем дождливом сумрачном бреду.

жара твоя, сайгон, с дождем наперебой,
со скоростью тропического шторма
над глиняной рекой меняла форму
и ссорила меня с самим собой.

вторые сутки прочь. убей меня, сайгон,
жарой и знойной прелестью раскосой.
здесь по утрам на травах стынут росы.
и стыну я. и всё вокруг лишь сон.

***
говорил мне дед: «поезжай на маныч –
широка река, золотист рассвет.
может, брат мой жив, тимофей иваныч,
передашь ему от меня привет.   

не найдешь нигде ты таких излучин, –
сколько буйных сгинуло без следа.
мы бросались в омут с высокой кручи.
не горчила в этой реке вода.   

нам давали в лоб деревянной ложкой,
если наглым был и вперёд отца
со стола голодный хватал картошку,
и украдкой гладила мать мальца,   

потому что быт был суров и тяжек,
и кормило поле десяток ртов.
не давал казак сорванцам поблажек,
но всегда хватало сорвиголов.   

там заря дрожала в росе белёсой,
и со свистом травы секла коса.
там плескалась рыба за дальним плёсом,
отражались в омутах небеса».   

я смотрел на деда и видел маныч,
где и в дождь вода не была горька.
через год ушел тимофей иваныч,
а потом и деда взяла река. 

***

и снова май. заветное число
встаёт, как солнце, из-за горизонта,
и прахом до сих пор не занесло
следы прорыва западного фронта.

давай уйдем куда-нибудь туда,
где пчёлы набивают мёдом соты,
где стоило огромного труда
удерживать те самые высоты.

чуть слышен шелест молодой травы,
притихло время, и умолкли птицы,
но где-то там, в верховьях синевы,
стоявшим до конца опять не спится, –

тревожно им за хрупкий этот мир,
за души, что во власти летаргии.
призвали их к себе на горний пир
неведомые ныне всеблагие.

среди потёртых временем одежд
ложится пыль на жёлтую бумагу,
но дедова медаль за Будапешт
сияет рядом с той, что «За отвагу».

***

не дай мне, господи, потерять
дороги нить, когда стихнет ливень.
когда река повернётся вспять,
не дай мне вместе с потоком сгинуть.

не дай скукожиться между строк,
в углу затихнуть пугливой мышью.
какой, скажи мне на милость, прок
в дрожащей твари под ветхой крышей?

не дай увязнуть в чужих следах,
когда вернутся мои муссоны.
не дай голядкой сойти с ума.
не дай сумы и не дай короны.

не дай мне власти играть судьбой
того, кто взмолится о пощаде,
не дай мне мантии и судьёй
меня не сделай. но обещай мне,

что в день, когда наверху звонарь
ударит в колокол со всей дури,
смотритель в парке зажжёт фонарь
и хлынет дождь на амуре.

***
мерцающий экран, взатяжку сигарета, -
три точки - три тире - три точки – повторить.
три лика на стене из ветхого завета
молчат, и на столе лишь водка на троих.

вступают в хоровод магриттовские лица,
беснуются шуты под колокольный звон.
идет кругами рябь по вздыбленной столице,
сверкает карусель, густеет небосклон.

как робок этот свет, как льдом сковало веки, -
который год подряд в полярной темноте,
и тьму вокруг себя мы меряем в парсеках.
мы прячем силу душ в темницах наших тел.

скользит по векам луч и взрезывает кожу.
тускнеющий экран - три точки - повторить –
три точки - три тире - до судорог, до дрожи.
и рвется сквозь века протянутая нить.


 ***
я сжимаю кулак, я сжимаюсь в космический сгусток,
все ненужное тает и сходит на нервное нет,
оттого что внутри и снаружи безветренно, пусто,
и к ночному безмолвию тянется тихий рассвет.

опускается небо, и хмарь нависает над домом,
но мерцает вдали робкий проблеск янтарного дня.
я не помню уже номера ни друзей, ни знакомых, -
новый день наступает и с боем идет на меня.

я готов, приходи, озари меня огненным светом,
осени, разгони эту пряную плесень тоски.
я хочу надышаться дождливым и пасмурным летом.
и ложатся лучи на ветрами пронизанный скит.