Анна и волколак

В колокольчиках синих платье и жемчуг вплетён в косу –
собирается Анна с любимым идти к венцу,
только сон не даёт покоя, тревожит зловещий сон,
в нём покойная мать сокрушалась:
«Нежить – твой, дочка, жених,
коль пойдёшь за него – не остаться тебе в живых,
вот, держи, надень обережный мой медальон»…
Каплей крови сверкнул наутро у подушки её рубин.
Анна гонит плохие думы: «Сонный морок, проклятый, сгинь!»
У Анюты избранник – красавец, мужа лучше и не сыскать:
статный, сильный и щедрый – брильянты да жемчуга
в ожерельях её, в подаренных ей серьгах.
- Разве может такой чёрной нежитью быть, а, ма?...
… Над деревней вечерний плывёт с колокольни звон,
вот уж Анна заходит в купеческий мужнин дом,
вроде всё хорошо, но сердце гнетёт сомненье.
Ласков муж и заботлив, уже разливает чай,
теперь, говорит, Волколаком меня величай –
родня нарекла таковым ещё до рожденья.
Анюта в неведеньи: «Кто это – волколак?
Чудно;е какое слово, иль ты – чудак!?
По;лно неведомым ужасом это имя…».
- Узнаешь, – усами щекочет лоб, - в полночь поймёшь.
И вдруг по руке у запястья блеснул жгучей искрой нож,
и к ранке губами прильнул муж её любимый.
(Ах, дочка, сбывается сон-то! Беги! Найди!
Медальон материнский скорее прижми к груди,
но Анна не слышит, не верит, дрожит в объятьях).
Муж несёт её до кровати, ложится с ней,
и сочатся капли с запястья, рубиновых зорь ясней,
на невестино, в колокольчиках синих, платье.
Слышит Анна, кукушка в часах полночь позвала,
видит, возле супруга клубится густая мгла,
а во мгле – чудовище, да с клыками,
шерсть черна, и свисает, свисает, свисает с него клоками…
Анна – свечку схватила, крестит себя свечой
(помоги ей, Господи, в про;клятый час ночной,
волколаку не дай, не дай её одурманить…)
Мужний голос зовёт, кличет ласково, медово;,
но Анюта чует, что всё это – колдовство,
и бежит, молитву шепча, из купцова дома
в дом родимый, где спрятан матушкин оберег,
под покровом молитвенным нечисти ходу нет –
в нём начертан Крест выше дверных проёмов.
И кровит запястье, багровым огнём горит,
отнимает силы, оборотня ярит –
он на запах крови бежит за своей женою.
Анне – шаг до дома, вот-вот, и уже порог,
за спиною мертвецкий холод. В один прыжок
волколак настиг, перед Анною встал стеною,
говорит: «Жена, ну куда ж ты бежать взялась?
Свежей крови твоей пламенеет на травах вязь,
я тебя найду по следам, где бы ты не скрылась!»
Леденеет сердце, слабеет свечной огонь,
и Анюта шепчет: «О, муж мой, меня не тронь,
дай проститься с родимым домом мне, сделай милость!
Я недолго буду, пусти же меня домой,
а потом, что хочешь, сделаешь ты со мной,
хоть терзай, меня, душегуб, хоть порви на крошки!..»
«Хорошо, жена! - волколак отвечает ей, -
буду ждать тебя у домо;вых твоих дверей,
пять минут даю попрощаться с девичьим прошлым».
Анна – в дом, скорей – отыскать материнский дар
(разорвать силки колдовских нечестивых чар),
вот же он – на подушке, под старой её одёжей!
Сжала в белой ладони рубиновый медальон,
вдруг лучами багряными начал светиться он,
мать в лучах стоит, говорит, будто бы живая:
«Видишь, дочка, какая с тобою стряслась беда,
не уйти живым от нечисти никогда,
не помогут даже свеча и вода святая!
Есть одно лишь средство от мужа тебя спасти:
Четверговою солью круг для себя черти,
и до самой зари избегай выходить из круга.
Как заря займётся, примет волк человечий вид,
вот тогда уж, дочка, беги от него, беги,
по лугам-полянам, лесам, да речным застругам!
Пусть земля впитает кровь из твоей руки,
пусть следы размоет быстрой водой реки,
лишь бы муж потерял тебя, не сгубил, не выпил…»
Медальон погас, Анна мигом солёный круг
очертила с молитвой. И тут же её супруг
дверь от злости с размаху, как будто дощечку, выбил,
видит Анну, рычит, но не может её схватить,
обескровить её, изувечить её, убить –
четверговая соль не даёт ему подобраться.
Вот уж третий петух зазывает к себе зарю,
и мучительно в горнице стало вдруг упырю,
он упал, задрожав, в человека стал обращаться.
И, как солнце взошло, тут же кинулся из избы,
вслед ним исчезли неистовой Тьмы клубы,
лишь тогда Анюта решилась из круга выйти.
…Вот бежит, бедняжка, через луг, через поле, в лес.
Сердце птицей бьётся, стучится в нательный Крест,
Анна верит – супружества рвутся незримо нити…
А из капель крови её земля поднимает мак,
принимает беглянку лес.
Чует волколак,
что из цепких рук ускользает его добыча,
снаряжает в путь вороных да гнедых коней,
отыскать жену по следам, что текут за ней,
да по запаху крови – как велит у волков обычай.
Анна – к речке с мольбою: «Спаси и укрой, река,
смой волнами следы ног моих с твоего песка,
дай уйти от погони, дай заново мне родиться!»
Расступилась река, и Анюта идёт по дну,
и смыкает река над следами её волну,
а покинутый берег погоней уже пылится.
Анна дальше уходит, но оборотень коней
гонит, ищет мосты через реку. Скорей, скорей!
Вот уже Тёмный лес перед Анной встаёт стеною
и недобро шумит, хлещет ветками по лицу,
словно хочет вернуть её оборотню-купцу,
и ведёт волколаку в лапы тропой лесною…
Анна слышит дыханье загнанного коня,
видит – вновь медальон испускает лучи огня,
встала матушка в тонких лучах перед нею снова:
«Вижу, доченька, силы бежать у тебя уж нет,
знаешь, средство последнее есть для тебя, мой свет, -
малой птицею стать, зарянкою, - ты готова?
Согласилась Анюта, и свет обволок её,
приподнял над землёй – в мерцающий окоём
исцеляющего вечернего небосвода…
Тёмный лес позади, змейкой вьётся внизу река,
дальше – луг и деревня, о, как же теперь легка
неприметной зарянки невиданная свобода!
Только капелька крови спеклась на её груди,
словно память о том, что несчастия – позади,
что не стала она для оборотня добычей.
И с апреля до осени звуками полон лес,
это – сердца невинного чистая льётся песнь
о любви и беде, о нелёгкой судьбе девичьей.

Сентябрь-октябрь 2025