Суббота 2000-х

Суббота. Попытка приладить мой день на прокрустово ложе
Нормальности. В пакете — батон, кефир и газета,
В которой кроссворд мне даёт утешение, схожее с ложью,
Что двадцать пять лет назад было формулой света,

А теперь — симулякр. Пишу, но не хватает чернил.
Ручка скользит по клеткам, снимая кардиограмму,
И пики точны, как у жизни соседа, того, что снова запил
За стеной, не владея неправильным ритмом упрямым.

Ритм — вот что терзает нас, а не мысли. Молиться —
Что устно, что письменно, пусть даже без смысла,
И счёт дней по числам, что календарь вкривь и вкось выписал —
Даже если всё так же месяцеслов на полке пылится.

За окном — кутерьма, мишура, детвора.
Их война — пластмассовый автомат и вопли: "Убит!".
И мне думается: эта игра — не игра,
А самый честный арбитр.

Но умер и он, разнесясь в переулках
Простуженным ветром. Качели на ржавых цепях
Когда-то решали все споры на наших прогулках...
Теперь в опустевших дворах.

А в телевизоре седовласый профессор
Вещает о тьме, о пространствах, лишённых опоры.
Он гласит: "Девяносто процентов вселенной —
То, что не видим мы". Взгляд переводя на обои,

Я мыслю: "Профессор, мой мир и его процент тени
Совпадают вполне. Мы — в эпицентре,
Где материя — лишь предлог для иной геометрии,
Где сгущается мгла в моём собственном интерьере.