Бонсай

Пролог

Плохо спят шкипера и матросы
На закате отпущенных дней.
Словно трубы дымят папиросы.
И тоска – будто пёс у дверей.

Не болят больше старые раны.
Не мерещится рыбы косяк.
Их шторма – это тёплые ванны,
А походка – их фирменный знак.

Словно вновь воскрешённые в плоти,
Удивляют соседей порой.
«Как, вы здесь в самом деле живёте?
Это вы – в самом деле живой?»

Заслонится моряк полной грудью.
Ему претят пустые слова.
Никогда сухопутные люди
Не сумеют постичь моряка.

Те, кто в море страдали от жажды,
Исчерпали терпенья запас.
Я с таким повстречался однажды,
И об этом мой будет рассказ.

Встреча

Нас притянуло, как магнитом.
Два полюса – плохим был я.
Под знаком звёзд и Общепита
Свела нас в Адлере судьба.

Я много выпил в жаркий вечер.
Мой Тузик сдох.  Жена ушла.
И я, собрав с друзьями вече,
Решил, что отдохнуть пора.

Так я приехал в этот город.
И так припёрся в ресторан,
Где столько заложил за ворот,
Что начал петь про Магадан.

А он меня в тот час приметил -
Так я попался на крючок.
И мне бы точно гнить в кювете,
Когда б не добрый морячок.

Как будто с этикетки рома
Сошёл сей крепкий персонаж.
Спросил живой ли, адрес дома
И усадил на экипаж.

А сам не сел. Сказал, что служба.
И, взяв рукой под козырёк,
Исчез в толпе. Так нашу дружбу
Благословил мой пьяный рок.

Испытание

Я брод ищу, а он не ищет брода.
Он плюс, я минус – но не в этом суть.
Он в отпуске. Ближайшие полгода
Его корабль не сможет утонуть.

Не пьёт, не курит… Одичал на воле.
Не рвётся к женщинам. Не ходит на футбол.
Читает книжки – я учил их в школе.
Подрался с кем-то. Торт купил. Пришёл.

Вопрос решался важный: или-или…
Мы отмечали вместе новый год.
Три одиночества. А третьим был Василий.
Василий откровенный идиот.

Мы с Васей пили, а моряк – ни капли.
Он спрашивал какого хрена здесь
Застряли мы в болоте, словно цапли,
И водку пьём, разогревая спесь.

Зачем коптите? Главное - доколе?
Он между строчек даже вспомнил мать.
Он в нас искал, как огурец в рассоле,
Тот смысл, что невозможно отыскать.

Он воду пил и вспоминал Шекспира.
Банальным фразам не было конца.
И призывал то Гамлета, то Лира
Прислать за нами стражу из дворца.

Мой друг Василий – терпеливый малый.
В нём есть достоинства – он добрый и большой.
От одиночества меня не раз спасал он,
Когда был трезвым и когда бухой.

В его руках дрожала сигарета.
И задыхаясь, будто кончив кросс -
«Какой Шекспир? Кому нужна Джульетта?» -
Ответил он вопросом на вопрос.

Залаял пёс в своей холодной будке,
Что охранял участок у ворот.
«Кончай матрос, - сказал Василий, - шутки!..»
А драки не было.
Кончался старый год.

Три одиночества, как три нуля в задаче.
На общей дружбе я поставил крест.
Так в зимний вечер в Козине на даче,
Я принял очень важный манифест.


Исповедь моря

Сюрпризов много нам готовит море.
И вот сюрприз - в начале октября
Он снова здесь. Опять приплыл поспорить.
Привёз икру и горстку янтаря.

Я не люблю морфлот любого рода.
Желудок мой не терпит суеты.
«Ну, - говорю, - да здравствует свобода!
Ты всё такой же, если б не усы.

Надолго ли? Я рад тебе безмерно.
Садись, рассказывай. Заварим крепкий чай.
Куда тебя всё время гонит скверна?
Грустит квартира.  Подувял бонсай.

В твоей судьбе немало чёрных меток.
Довольно шляться по чужим морям.
Женился бы, завёл бы пару деток.
И был бы дома праздник и бедлам.»

«Ты не кури. Купи ей незабудку.
Жена вернётся. Развернёшь ковёр» -
Ответил он своей нехитрой шуткой. -
«И что-то будет с некоторых пор.

Ну, а пока в любое время года.
Ты трудишься. И не спешишь домой.
И это называется свобода?
Ты счастлив потому, что ты слепой.

Играть ва-банк актёру не по чину.
Душа зовёт, но не хватает сил.
Так, не познав ни дружбу, ни пучину,
Исчезнешь ты – как будто и не жил.

Есть в море то, что требует надрыва.
И настоящей страсти в день любой.
А жить спокойно, тихо и счастливо –
Удел для слабых с умной головой.»

Беседы наши замыкались кругом.
И пусть мы редко попадали в такт,
Нам нравилось беседовать друг с другом,
Смотреть и слушать, находя контакт.

Штиль

Пришла весна, и солнце улыбнулось.
Я не старик. И жить хватало сил.
Но главное – жена моя вернулась.
Клялась «навеки».
Я её простил.

На свете женщин – больше половины.
Три миллиарда. Мне нужна одна.
По ней не сохнут знатные мужчины.
Но «сохну» я.

Так, не спеша вначале,
Как будто разгоняется трамвай,
Мы жизнь повторно строить начинали
И, смеха ради, я купил бонсай.

Нас был трое – я жена и некто.
А «некто» в Африке и написал письмо.
В контактах наших укрепился вектор.
Сухой бонсай – свидетельство того.

И я рискнул – но это было летом.
Поехал в горы. Покорил Эльбрус.
Жена не верила. Я стал авторитетом.
А раньше был интеллигент и трус.

В круизах мы объехали пол мира
И посмотрели много разных стран.
Так в нашу жизнь вошла другая лира,
И я забросил кухню и диван.
 
Эпилог

Лишь пять утра. Какое это скотство!
Мой телефон порою не учтив.
Коротким был звонок из пароходства.
Я был сражён. Убит! И всё же жив.

Есть постамент, но никого в могиле.
Один «купец». По-нашему, пустяк.
Они в тот шторм все вместе не доплыли,
Их не спасли ни дьявол, ни маяк.

В тот день Василий выпил раньше срока.
Ходил к нему, заглядывал в окно.
Как рыбье брюхо раздувалось око,
А он ругался матерно и зло.

Квартиру опечатали не сразу.
Дурная весть не разорвала дом.
И, сторонясь чужих людей и сглазу,
Я смог украсть Шекспира первый том.

Я те стихи читал в десятом классе.
И вот опять! Но сколько ни листай —
В них жил моряк, и только тенью —- Вася,
Жена да я…
И высохший бонсай!