черновик Фасад

Фасад был свежим, по большей части зелёным, состоял из прямых углов и таких же линий. В его утробе жил по своим законам продуктовый магазин. Прямо перед ним сверкала осенними лужами асфальтовая парковка. Чуть поодаль и справа – автобусная остановка, исправно кормившая его нутро гусеницами покупателей. Но фасад был экстравертом, его больше интересовало то, что происходило прямо перед ним на парковке. Хотя, если признаться, и парковка была не богата на удивительные происшествия. Ну, скажем, два дня уже, как не было на рабочем месте кассирши алкогольного отдела. Или, например, не появился в привычное время охранник. В остальном – все было буднично. Утром у подходивший к фасаду директрисы зазвонил телефон. Она остановилась, ответила, несколько раз промычала что-то. Потом спокойно сказала в трубку: «Соболезную. Н,у вы же пришлёте сменного охранника? Да, на пару часов позже – не страшно». Потом были покупатели, новый охранник, мало отличимый от прежнего – разве что только усы другого фасона. После обеда к фасаду прижался своей широкой спиной грузчик Ваня. Закурил, улыбнулся, глядя вверх. Ванино спина согревала фасад. Не то, чтобы он мёрз – утепления строго соответствовало СНИПам. Но ему нравилось то, как равномерно и тепло стучит сердце грузчика. Нравилось, как человек воскуривает дорогие сигареты Marlboro, и этот дым проникает во все щели фасада. Будто фимиам в древнем храме. Иногда другие покупатели, выходя из магазина, тоже воскуривали свои жертвы. Бывало, что изливали соки от лозы и хлеба на зеленые стены. Но они оставались рядовыми посетителями. Иоанн же был, словно пастырь для сирых сиих. Ибо был он ближе всех к господу своему, и был он один, и был он един, и был он одинок. И только он обладал ключами от подсобки.
Иван докурил ю, отлепился от фасада и растворился в полутьме подсобного помещения. Когда наступили сумерки, первой из магазинов вышла директриса. Она пересекла линию дверей, обернулась прощально на фасад и открыла дверь ожидавший машины. В секунды, между открытием и закрытием двери машины, из динамиков раздавалось:

«Боже, посмотри мне в глаза и скажи,
Что это воля Твоя».

Следом вышли восемь продавщиц, за ними грузчик Иван. Последним был новый охранник. Не хватало одного.
Фасад грустно вспомнил, как сегодня утром к подъезду девятиэтажки слева подъезжала «Скорая», как спустили на носилках тело уже бывшего охранителя, как ровно за день до того такая же точно машина забирала останки продавщицы с алкогольного. И фасад немного загрустил. Ему было жаль хрупких детей своих, людей из плоти и крови – они жили серо, скучно, и недолго. И лишь фасад был надежен и вечен.

За 10 лет до того, когда рабочие заканчивали строительство фасада, один из них случайно просверлил лишнее отверстие и забыл его прикрыть. В это отверстие стала проникать влага, появилась коррозия и гниль. Несложная конструкция отчитывала свои последние годы до полного  саморазрушения.

И был месяц октябрь. И была осень, рвавшая своими соплями в клочья силу человека, своими стылыми ветрами уносившие его волю. И был год две тысячи двадцать пятый, четвёртый от начала последней и страшной для той страны войны.