Пят ь эн А

Спасибо Алисе Вальтер за вдохновение. Мало кто может так пробиваться в суть вещей

Пят(ь)(эн)А

Мне снова приснилось, что я проснулся. В колёсах Сансары ржавеют спицы,
Фрегат не имеет прямого курса. Фрегату, наверное, снятся птицы.
Коробка таблеток - и та пустая. Последняя осень пророчит вьюгу.
Фрегату, наверное, снятся стаи, чернильные кляксы, и ветер к югу.

Скребется ветвями озябший вязник. Замерзшие краски. Пейзаж Вламинки.
И не к кому больше прийти на праздник, и некого звать на свои поминки.
На чёрную землю просыпан тонер. Оскалился берег клыками бризов
И незачем больше звонить на номер. И нечем набрать отклоненный вызов.

И негде искать у конца начало, de facto ничто не играет роли:
Фрегат забывает любовь причала. Радист перепробовал все пароли.
Никто не услышит ничейный голос. **здец батарее. Подох динамик.
Земля забирает последний колос. Вы не одиноки, но вы не с нами.

И нет в телефоне родных и близких. Есть мраморный голод больной химеры.
А всё, что оставлено в переписке, теперь превратилось в вопросы веры.
Кленовые листья связались в бусы. Без пальцев непросто печатать в личку.
Любая еда не имеет вкуса. Дыхание тоже вошло в привычку.

Замерзшие бабочки и люпины пристыли ко шву на сырой пижаме.
Без лиц остаются глухие спины, которые нужно любить ножами.
Закрой холодильник. Иначе стухнет.  Покроется инеем поздний ужин.
Пять "эн" намалеваны прямо в кухне: Никто никогда никому не нужен.

И как не старайся, никак не вспомнить, куда мы шагаем, и что мы тащим.
Вчера завершилось ещё сегодня, а завтра останется настоящим.
Неслышно, и медленно, без озвучки по глади пруда пробегает рифель.
Чернила застынут в дешевой ручке. Простой карандаш переломит грифель.

Скучать по кому-то ***вый цимес, а память, всё яростней, бьёт вожжою.
От сердца урвали, кто сколько вынес, а всё, что осталось, давно чужое.
Часы разбиваются поневоле, осколки навеки остались в ране
И хочется просто завыть от боли, но что-то встаёт поперёк гортани.

Бетон новостроек скрывает плесень. Цементное небо глотают лужи.
Из труб водосточных в обрывках песен летят фотоснимки и крик белужий.
Простывшее солнце сорит окурки, а доброе утро размажет фура.
Слепые, со смехом, играют в жмурки. А что сотворила ты с нами, дура?

Покрытая ржавчиной диадема играла в театре во многих жанрах.
К **ям догорают врата Эдема, и некому даже позвать пожарных.
Дороги сплетаются в портупеи, небесное тянется к мельхиору.
Листва опалила сады Помпеи, а ливень, по горло, залил Гоморру.

Билеты раскуплены. Bon voyage. Титаник не верит словам и сплетням
Наверное, скоро в прогнозе скажут, что снег, вместо первого, стал последним.
Наушники давят цветами спектра, последнее счастье - плевать в прохожих.
По кругу запущенный dark electro остался на скулах, и въелся в кожу.

В осеннюю слякоть, и без перчаток, по улицам снова чертить зигзаги.
Любовь превращается в отпечаток окрашенных губ на листе бумаги.
Бессмысленно, яростно, одичало, скреблось, скрежетало и моросило.
Никто не напишет: "Я так скучала". По осени письма теряют силу.

Бумага, как бритва, поёт и режет железный осколок,  под голос вмерзший
Скучает по нервам зубовный скрежет. Наверное, кто-то скучает больше.
Наверное, в горло ударит просинь, а белое угольным закоптится...
...Я скоро усну, и настанет осень.

И может, мне снова приснятся птицы.