Ярмарка

Жаркий летний день застыл в избе неподвижным воздухом. Казалось, даже мухи жужжали ленивее обычного. И в этой тишине прозвучали слова, которые Федотыч копил в себе, наверное, целый год. Он отложил в сторону нож, которым чинил упряжь, посмотрел на свою старуху сурово и устало, произнес тихо, но очень твёрдо: «Нет, старуха, нет у меня больше сил. Совсем силы иссякли с тобой жить. Вся округа на ярмарку съезжается, а я, как затворник, по четырем стенам маюсь. Ты и на порог-то меня не пускаешь. Так какой же смысл нам вообще разговаривать?»
Эти слова, как спичка, брошенная в сухую солому, вызвали мгновенную бурю. Старуха, которую звали Арина, вскочила с места, будто её подбросило невидимой силой. Её лицо, обычно хмурое, побагровело от гнева. «Ах, так?! – закричала она, и голос её взвизгнул. – Я на тебя, старого козла, всю молодость свою потратила, а ты только про ярмарку думаешь?!» И пошло-поехало. В избе поднялся такой гвалт, что с полки посыпались деревянные ложки. Первая же глиняная тарелка, схваченная Ариной с полки, со свистом пролетела мимо головы Федотыча и разбилась о печку с оглушительным треском. Федотыч, оторопев, едва успел шарахнуться в сторону и грузно присесть на лавку, прикрывая голову руками.
Именно в этот момент, как назло, на пороге появился сосед Семёныч, маленький, юркий мужичок с гармошкой за спиной. Он заглянул «на огонёк», чтобы спросить о дороге на ярмарку, но попал под раздачу. «А… я… я ж по делу…» – успел обронить он испуганно, увидев летящую мимо него миску, и почти не глядя плюхнулся на старый, просевший топчан у печи, съёжившись в комочек.
Федотыч, встретившись с ним взглядом поверх головы бушевавшей жены, лишь безнадежно и виновато покачал своей седой головой. Мол, сам видишь, в какое пекло попал. Семёныч, в свою очередь, глазами показал на дверь и беззвучно прошептал: «Федотыч, а Федотыч… Пошли-ка отсюда, родной. Живыми бы остаться».
И два взрослых, видавших жизнь мужика, начали несмело, на полусогнутых, красться к выходу, будто и впрямь под шквальным огнём на передовой. Каждый звук хрустящих под ногами черепков заставлял их вздрагивать.
И тут случилось неожиданное. Гнев Арины, достигнув апогея, так же внезапно иссяк, как будто из него выдернули пробку. Она тяжело опустилась на ту самую лавку, где только что сидел Федотыч, уперлась локтями в колени и заплакала. Но это были не истеричные рыдания, а тихие, горькие, безнадёжные слёзы, которые текли по её морщинистым щекам ручьями и капали на заскорузлые пальцы.
Увидев эту внезапную тишину и сгорбленные плечи жены, мужчины замерли у самого порога. Федотыч растерянно переглянулся с Семёнычем, потом медленно, шаг за шагом, подошел к Арине. Он осторожно положил свою крупную, шершавую руку ей на плечо и спросил уже совсем другим, мягким и виноватым голосом: «Ну что ты, родная моя душа? Что ты плачешь-то?»
Арина всхлипнула, не поднимая головы, и сквозь слёзы выговорила: «В Москву… с тобой в Москву хочу… На ярмарку… Все бабы были, одна я нет… Хочу посмотреть на красоту-то эту… Всю жизнь в этой деревне сижу…»
Тут уж оба мужика, Федотыч и Семёныч, встали в полный рост в центре избы, словно два столба, и в полном недоумении начали чесать свои затылки, седые и лохматые. Они молчали, переваривая эту простую и такую внезапную правду.
Первым нарушил тишину Семёныч, слывший в деревне человеком смышлёным. Он кашлянул и, подбирая слова, произнес: «Так, Арина Петровна… а этот-то весь сыр-бор, этот скандал на всю деревню, он зачем был? Нешто нельзя было просто сказать? Мы бы с Федотычем и рады были… А то ведь история целая вышла, в рассказ просится!»
Осознание нелепости ситуации разрядило обстановку. Арина смахнула слезы и даже улыбнулась сквозь них. Федотыч облегченно вздохнул.
И уже через час, словно и не было никакой грозы, по деревенской улице мчалась телега, запряжённая лихой лошадкой. В телеге, подбрасываемые на ухабах, сидели все трое: Федотыч правил, а рядом с ним, прижавшись друг к другу, сидели Арина и Семёныч. Семёныч растянул меха своей гармошки, и по дороге понёсся весёлый, задорный мотив. Он смешивался с серебристым звоном дождевых капель, оставшихся на листьях после недавнего краткого ливня, и казался самым прекрасным звуком в этот солнечный, внезапно подобревший день.

Начат и окончен: 20.03.2025-26.09.2025 г.

Антон Хрулёв, член Союза журналистов России,
ветеран боевых действий,
в настоящий момент – участник СВО