Публикация в Золотом руне. 5 октября 2025

Голоса из прошлого
               

***

Голоса из прошлого,               
голоса,
словно в душу вросшие
небеса.

Вы сегодня заняты
мной взаймы
у слезами залитой
той зимы,

у земли кладбищенской,
где легли,
у молитвы нищенской
о любви.

Вы во мне как музыка
на века,
как дорожка узкая
в облака.

Вместо жизни прожитой
без внучат
голоса из прошлого
мне звучат.

***

Траву косилка убивает
и отвратительно жужжит.
А жизнь моя всё убывает,
неотвратимо вдаль бежит.

Рисунок дня неярок, мелок.
Разбросан драгоценный сор.
Из крошек, капелек, безделок
сплетаю нежности узор.

А Волга уж впадает в Лету,
и надо до смерти успеть
сказать о тех, кого уж нету,
о ком лишь я сумею спеть.

Как будто кто об этом просит,
я буду воспевать их всласть,
покуда как траву не скосит
с земли, с которою срослась.

***

Как на лодке плыли мы по реке,
а потом лежали на берегу...
Как мне сладко спалось на твоей руке,
просыпалось от прикосновенья губ…

А сейчас я которую ночь не сплю,
вспоминаю ту лодку, песчаный плёс…
Это сладкое, сладкое слово люблю
для меня теперь солоно всё от слёз.

Мне с тобой земля была как альков,
а сейчас как снегом всё занесло.
Нет ни звёзд на небе, ни облаков,
всё вокруг застыло без тёплых слов.

Я живу бесцельно и вопреки,
по обрывам снов по ночам скользя,
без твоей руки, без родной реки,
той, в которую дважды уже нельзя...

***

Холодно под жаркой простынёю,
мокрая подушка горяча.
Как я замерзаю быть одною,
не уснуть без твоего плеча.

Как душа заброшенная стынет,
до поры залёгшая на дно.
А тебе-то там, в твоих пустынях,
как тебе должно быть ледяно.

Ты не дышишь, но всё видишь-слышишь,
говоришь со мною до зари.
Занавеску ветерок колышет...
Скажет ли мне кто-то: отомри.

***

Я не боюсь оглянуться, только этим жива.
Так смогла изогнуться лишь моя голова.
Лишь бы тебя увидеть, а потом хоть потоп,
хоть Ярославной выти, хоть в соляной мне столп.

Бог ничего не может, истукан испокон.
Помоги растаможить слов запретных вагон!
Нету визы – хоть зайцем, на подножке вися…
Боже грозит мне пальцем и говорит: нельзя.

Полная слёз подушка, месяц, режущий мглу...
А на стене кукушка уж давно – ни гу-гу.
Я не боюсь оглянуться, я другого боюсь:
что прекращу тянуться, что в другого влюблюсь,

что с тоской распрощусь я в гуще весёлых толп...
Вот тогда превращусь я в тот пресловутый столп.
В памяти нам сияют соляные столпы.
Разве они страшны нам? Разве они мертвы?

Это ли наказанье? Что может быть живей
встречи на миг глазами, складочки у бровей?
Пусть я потом застыну, каменной обернусь,
но никогда не остыну... и оглянусь, клянусь!

***

Те, кого любим – не умирают.
Они лишь в прятки с нами играют.
Это только первый сезон.
Это всего лишь сон.

Смерти нет никакой поживы.
Траву скосили, но корни живы.
Мы так тесно переплелись,
даль обратилась в близь.

Те, кого любим – не умирают.
Тех, кого любят – не выбирают.
Они повсюду, куда ни глянь,
просто пока оффлайн.


Жду оттуда сигнала, знака.
Всё вернётся, но лишь инако.
Птица, дерево или цветок –
это новый виток.

***

– Но не верьте, сказал мне пришедший во сне, –
что навеки нас в землю зарыли, –
мы лишь куколки, что оживут по весне,
мы лишь кокон для будущих крыльев.

Пусть наш временный кров твердокаменн, дубов,
но в нём зреют другие столетья.
Нет, не жизнь и не смерть, из скорлупок гробов
вылупляется новое, третье.

Легким облачком, бабочкой, тенью: душа,
незнакома ни с грязью, ни с потом.
Мы следим, замерев и почти не дыша
за её легкокрылым полётом.

Ты стал частью природы и частью меня,
и вселенной, и Богом отчасти.
Это то, без чего не прожить мне и дня,
из чего вылупляется счастье.

То, что нам не увидеть и не осязать,
жизнь иную из вечности лепит.
То что ты не успел мне тогда досказать –
дорасскажет мне шелест и лепет.

Этим внутренним зрением, чувством шестым
я всё больше тебя постигаю –
после жизни, когда та рассеется в дым –
жизнь другая, другая, другая...

***

От жизни мне остался только кончик,
всё остальное разбрелось по снам.
В душе моей хрустальный колокольчик
звенит по нам.

Свет как в театре тихо убывает
на пятачке, слезами залитом.
А всё, что нас пока не убивает –
убьёт потом.

Мы в античеловечном измеренье,
и нет таких систем координат,
где сохранилось бы души паренье
как экспонат.

***

Бог не зря молчал всё это время,
подбирал нам знаки и мостки.
В души нам заброшенное семя
по весне даёт свои ростки.

А когда вылущиваем колос,
чьё зерно поможет стать людьми,
мы в себе выслушиваем голос,
голос веры, правды и любви.

Этот голос заменяет опыт.
Он так тих, что кажется порой,
будто это еле слышный шёпот
под земною толстою корой.

Он подскажет сердцу нужный выбор,
пусть вокруг ни Бога, ни души –
как прожить без низости, без выгод,
под высокий благовест души.

***

Я радуюсь тому, о чём мечтаю,
как будто бы оно произошло.
Прорехи дней надеждами латаю,
вынашиваю слово «хорошо».

Оно не терпит пышного убранства,
а просто, бескорыстно и щедро,
вне времени оно и вне пространства,
поскольку с нами не произошло.

Оно ещё не олицетворилось,
не обретя материю и плоть,
но с ним уже та божеская милость,
что может всю судьбу перемолоть.

Я мучилась и всё же научилась
у голоса, что слышится в груди,
не горевать о том, что не случилось,
а верить в то, что это впереди.


Жизнь убывает, любовь прибывает...

***

Жизнь убывает, любовь прибывает.
Ты не поверишь, но так и бывает.
Чем больше лет — тем любимого больше.
Пусть его нет, но со мной оно, Боже.

В прошлое я с аквалангом ныряю,
чтоб убедиться, жила ли не зря я.
Не надышаться, не наглядеться…
Мне от любви уже некуда деться.

***

Не уходи, побудь ещё немного, –
молю я в наплывающую мглу,
как милого, спешащего в дорогу,
удерживая вечер за полу...

Потом сижу до полночи без сна я,
день хороня, что застилает тень.
А новый, что придёт ещё ль, не знаю,
каким он будет, день?

Другие так легко его сплавляют,
на месте новом наводя уют,
они по нём поминки не справляют
и слёзы по ушедшему не льют.

А я под звуки траурные Баха,
пока во мне ещё он не утих,
крою ему из строк своих рубаху.
Каким он будет, стих?

Уходят в ночь излюбленные люди,
как для небес рубахи ни крои.
Все меньше мест для розовых иллюзий,
всё больше обагрённого в крови.

А я толку слова как воду в ступе,
творю среди чумы извечный пир...
И жду, когда он всё-таки наступит, –
каким он будет, мир?

***

Ставлю стремянку до верхней полки,               
ветхие доски трещат и гнутся,
тянутся руки – длинны и долги,
но до тебя мне не дотянуться.

Книги, что мы читали вместе,
и портреты твои по стенам.
Всё как прежде и всё на месте…
Только встретиться нынче где нам?

На картине сирень клубится
и обещает, что всё быть может.
Но улыбается день-убийца,
понимая, что пройден, дожит.

Что таится за той межою,
леса краем, вороньим граем?..
К верхней полке тянусь душою.
Мир как шкаф этот несгораем.

Ценно и прочно лишь то, что мнимо.
Ты не умер, ты просто где-то.
Смерть скользнула как пуля мимо –
кость любви моей не задета.
***
Я помню, как с небес вода
лилась… я смехом заливалась.
«Мы будем счастливы всегда!» –
звучало и переливалось…

И вдруг как сон, оборвалось.
Исчезло, только и видали...
Что именем твоим звалось –
рассеялось в туманной дали.

Где тонко – разошлось по шву.
В вещах материи — слаба я.
Мне говорят: я не живу,
а убываю, погибаю.

О мир в заплаканной красе!
Увы, альтернативы нету.
Одно из двух: иль жить, как все –
или погибнуть, как поэты.

***

Что только не пригрезится,
коль высока болезнь.
Дождик спускает лестницу,
чтобы к тебе залезть.

Звёзды бросают камешки,
мне помечая путь,
и под руками клавишки
выстучат: «Не забудь!»

Мир мой, отнюдь не вымышлен,
слился в одной тропе.
Все дороги, что к Риму шли,
нынче ведут к тебе.

Станет нам кровлей милою
нынешний твой постой –
где-то промеж могилою
и голубой звездой.

***

Сколько чудится утешений –
листик, пёрышко голубое...
Это отзвуки отношений,
как когда-то – у нас с тобою.

Все мы в этом мире мишени –
никуда от расплат не деться.
Но вокруг – полно утешений,
стоит только лишь приглядеться.

Жизнь полна кривых искажений,
но под ними мир юн, прекрасен.
Как мне хочется утешений, –
нежных струн, соловьиных басен.

Я шаги твои сердцем слышу,
словно мы одной крови, круга.
Все мы знаки, что кем-то свыше
посылаются друг для друга.

***

Печально к прошлому влеченье,
всему, что в Лету утекло.
Оно звучит виолончельно,
и ностальгично, и светло.

Оно почти уж не печалит,
душа пустынная вольна,
и плавно боль мою качает,
как моря Мёртвого волна.

Но хочется нежданной встречи,
цветка, письма или стиха,
пленительной туманной речи,
какой внимала бы, тиха.

На миг поймать бы взгляд влюблённый,
в себе надежду не душа,
чтобы в груди испепелённой
возникла новая душа.