Две зимы

Холодный ноябрьский ветер с Днепра гулял по окопам, забираясь под разорванный в клочья бушлат старшего сержанта Алексея Орлова с позывным «Молот». Он здесь, на этой линии, уже вторую зиму без отпуска. Вчера пришло сообщение от жены: «Дочка зубом об ложку стукнула. Первый раз». Алексей представил этот звук, крошечный и звенящий, и сжал холодный приклад автомата так, что кости побелели. Где-то там, в глубоком российском тылу, росла его дочь, а он здесь, защищал эту землю, на которую ополчился весь мир.
Даже исковерканная войной, эта земля оставалась прекрасной, и бойцы, зарывшись в неё, стали её хранителями. Они видели, как весна в херсонских плавнях звонкими капелями и мокрым дыханием Днепра сменяла зиму, а степь под Запорожьем покрывалась нежной дымкой зелени. Они помнили летний зной в Приазовье, когда воздух дрожал, пах полынью и нагретой пылью, а ночи были тёплыми и звёздными. Они наблюдали, как осень раскрашивала сады Новой Каховки в багрянец, а по утрам на сталь оружия ложился хрустальный иней. И вот снова зима, короткая и суровая, заволакивала степь белой пеленой, а солнце, отражаясь от снега, заливало всё вокруг ослепительным мирным светом.
Но над этой вечной, первозданной красотой, как проклятие, висел постоянный гул. «Арта и миномёты – это как гром среди ясного неба, – рассуждал как-то вечером молодой боец Костя. – Привыкнуть можно. А вот это жужжание и прицельные удары дронов-камикадзе – наш главный враг. Он был прав. Самым опасным противником стали дроны-камикадзе. Их жужжание, въелось в голову настолько, что преследовало даже во сне. Каждый прилёт такого дрона – это точный, выверенный удар, лишённый показухи, полный сухого расчёта. Они выжигали позиции, находили технику, преследовали любого, кто решался высунуться из укрытия. Эта война свелась к работе оператора на мониторе и смертоносной птицы в небе.
В такие моменты, прижавшись к сырой земле под противным жужжанием, Алексей, как правило, вспоминал дом. Рождение дочки, которую он увидел лишь на экране телефона. Слёзы жены на вокзале. И была одна святая вера, которая грела сильнее любой печки-буржуйки: вот ещё чуть-чуть. Ещё один бой, ещё одна отбитая атака, ещё один сбитый дрон. И тогда каждому из них, измученным, два года не видевшим дома бойцам, скажут заветные слова: «Ты сегодня отправляешься в отпуск». Эту надежду не могли убить ни лёгкое ранение, от которого до сих пор ныла рука, ни контузия, затуманивавшая порой память, ни предательство со стороны одного из командиров. Они верили. Верили, что их жертва – эти две выпавшие из мирной жизни зимы, растущие без отцов дети не напрасны.
И когда вечернее небо на западе озарялось не разрывом, а последним лучом солнца, Алексей смотрел на этот свет и шептал, как молитву:
– Ещё чуть-чуть.

Антон Хрулёв, член Союза журналистов России,
ветеран боевых действий,
в настоящий момент – участник СВО