КБШ 2. 8 Сон в летнюю ночь

<>  2.8.19 «СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ» <> 

В пьесе «Сон в летнюю ночь» (также «Сон в Иванову ночь» или «Сон в шалую ночь») фантазия Шекспира проявилась в её полной мере.  Шекспир опирался на множество источников во время написания этой пьесы.  Шекспироведы выделяют в пьесе три основные группы персонажей: афинские герои, во главе с Тезеем и Ипполитой, персонажи сказочного леса, а также исполнители и герои пьесы внутри пьесы «Горесная комедия и жесточайшая смерть Пирама и Фисби». 

Окаймляющий сюжет шекспировской пьесы – подготовка к свадьбе прославленного правителя Афин Тезея  и пленённой им королевы амазонок Ипполиты.  Этот сюжет мог быть заимствован Шекспиром у Плутарха из биографии Тезея. Вторая сюжетная линия – перипетии четырёх влюблённых – заимствована из  «Рассказа рыцаря» Чосера.  19-летний де Вер приобрёл книжки Чосера и Плутарха в личное пользование.

«Рассказ рыцаря» Чосера (рассказ о любви двух юношей, Паламона и Арситы, к прекрасной Эмилии) послужил также основой для пьесы Ричарда Эдвардеса «Паламон и Арсита», представленной королеве Елизавете в 1566 году на выпускной церемонии Оксфордского университета.  Шестнадцатилетний де Вер был участником этой церемонии и – как показывает исследование Кэтрин Чильян, британского литературоведа оксфордианского направления, – участвовал  также и в постановке пьесы «Паламон и Арсита»[200].

Вторая сюжетная линия пьесы – приключения четырёх влюблённых Гермии, Лизандра, Елены и Деметрия в ночном сказочном лесу, наполненном фантастическими существами.  Возглавляют население этого фантастического лесного мира король эльфов Оберон и его жена Титания. 

Имя Оберона заимствовано из старофранцузского романа о Гюоне Бордосском (Huon de Bordeaux), в котором приведена история Оберона.  Роман о Гюоне Бордосском был переведен на английский язык лордом Бернерсом и впервые издан в 1534 г.  Титания, жена Оберона и королева Эльфов, – отзвук классического предания, вероятно, «Метаморфоз» Овидия (книга IV) или поэмы Эдмунда Спенсера, где это древнее, классическое наименование королевы эльфов уже встречается.  С творчеством Эдмунда Спенсера де Вер был хорошо знаком, а переводчик «Метаморфоз» Овидия, Артур Голдинг, был его родным дядей.  Что же касается романа «Гюон Бордосский», то, как пишет М.М. Тумповская[201], этот роман нашёл отражение «в нескольких других современных Шекспиру пьесах (например, в "Якове IV" Грина или в анонимной пьесе, целиком посвященной Оберону, шедшей на сцене  в  1593-94гг)».  Де Вер, свободно владевший французским, мог прочесть  этот роман и в оригинале, и в переводе на английский. Являясь патроном Грина, де Вер был знаком с его творчеством.  А в отношении анонимной пьесы, де Вер был как минимум её зрителем, а также мог быть участником представления и даже автором.

Атмосфера зелёного леса знакома де Веру с детства.  Ранние годы его прошли в замке Хедингем, в стороне от поселений.  В возрасте 23 лет он наслаждался обществом «деревенских Муз» в Вайвенго.  После своей второй женитьбы, в возрасте сорока двух лет, он с женой перебрался из Лондона на окраину Стоук Ньюингтон, а в 1596 году переселился ещё далее от шумной жизни города, в Королевское Место в Хэкни, где и оставался до конца своей жизни. 

Четверо влюблённых по пьесе Шекспира оказываются в сказочном лесу во власти волшебных сил. И ещё одна группа реальных созданий, актёры-любители, ремесленники из Афин (которые у Шекспира носят чисто английские христианские имена Ник, Питер, Робин, Фрэнсис, Том), приходят в тот же лес репетировать пьесу о Пираме и Фисбе, которую они надеются показать герцогу Афинскому, Тезею.  И тут начинаются чудеса. 

Сказочные существа, населяющие лес, пришли в пьесу Шекспира из английских народных сказаний.  Известный герой этих сказаний – шутник-шалун Пак, он же Робин Добрый Друг. В некоторых английских преданиях Пак считался домовым, и, наверное, поэтому пьеса Шекспира кончается тем, что Пак собирается подметать чужие дома. 

Пак, прислуживая королю эльфов Оберону, превращает одного из актёров в осла.
В этом превращении шекспироведы находят сходство с превращениями в «Метаморфозах» Овидия.  В осла превращён красавец, играющий влюблённого Пирама, Ник Боттом (Nick Bottom).  Английское слово ‘bottom’ имеет несколько значений, самые распространённые из которых: дно, днище, нижняя часть, низ, подножие, подошва.  Остальные значения: основание, ОСНОВА, фундамент, зад, ЗАДНЕЕ МЕСТО, сиденье, осадок, подонки, конец, почва, грунт, подстилающая порода, суть, причина, подводная часть корабля, судно.  И хотя переводчики пьесы Шекспира «Сон в  летнюю ночь» на русский язык (М.М. Тумповская и Н.М. Сатин) дружно назвали Боттома Основой (вероятно, потому что bottom – основа ткаческих операций), а переводчик М. Лозинский дал ему кличку Моток (слово, созвучное с «маток», и, таким образом, имеющее двойное значение, как это часто бывает у Шекспира), мне кажется, что Шекспир имел в виду иное – неприличное значение для слова ‘bottom’ – «заднее место».  Боттом по ходу пьесы превращается в осла, а английское слово осёл ‘ass’ имеет и другое значение – «заднее место». То есть кличка Боттом как бы предвещает его будущее превращение.  И как поётся в песне: «Каким ты был, таким остался»[202]. 

Шекспир, как известно, обращался с текстами своих предшественников и их героями весьма свободно: не выказал никакого почтения к Елене Прекрасной и Крессиде, высмеивал Жанну Д’Арк и т.д. (что полностью соответствует характеру де Вера) –  не пощадил он и «Метаморфоз» Овидия, переведенных на английский дядей де Вера.  Насмехаясь над романтическим характером «Метаморфоз» Овидия, де Вер превратил Боттома «Заднее Место» в «Осла-Задницу».

Ещё один пример живописания лесного сказочного мира в шекспировские времена, по мнению шекспироведов,  содержался в пьесе Джона Лили «Эндимион».  Джон Лили был слугой и секретарём де Вера, а также его литературным соратником, так что взаимовлияние этих авторов друг на друга нас не удивляет.

Королю Эльфов Оберону прислуживает проказник Пак, Робин Добрый Друг (Goodfellow). Кличка Добрый Друг звучит весьма иронично, учитывая то, что Пак, хотя и способен рассмешить и поразвлечь, скорее вредитель, чем помощник. Вот как Эльф описывает Пака:

«На девок любо вам нагнать испуг,
Снять сливки, мельницу пустить в работу,
Хозяйка масло из-за вас до поту
Сбивает зря, а пиву – не дойти…»
(«Сон в Иванову ночь», II.1, пер. М. Тумповской)

А сам Пак говорит о себе следующее:

«Сам Оберон со мною веселится,
Когда примусь я ржать, как кобылица,
И тучных жеребцов ввожу в обман.
Печёным яблоком к куме в стакан
Я заберусь, а чуть пригубит пива,
Я по губам её ударю живо,
И эль зальет ей высохшую грудь.
И только тётке мудрой затянуть
Умильный сказ удастся, – в то ж мгновенье
Трехногим стулом я из-под сиденья
Её скользну, и тётка – кувырком!»
(II.1, пер. М. Тумповской)

Такого проказника невольно хочется назвать не Goodfellow (Добрый Друг), а Badfellow (Скверный Приятель).  Во всяком случае, слово Badfellow сразу приходит на ум, а звучит оно так же, как и слово “bedfellow” (муж, любовник, партнёр по постели).

Уильям Фэрина считает, что Робин Добрый Друг – это намёк сразу на двух добрых друзей королевы Елизаветы и её фаворитов Роберта Дадли, графа Лестера, и Роберта Деверё, графа Эссекса[203]. Одним выстрелом – двух зайцев.  Только высокопоставленный пэр, находящийся на особом счету у королевы Елизаветы, мог позволить себе подобный намёк. Намёк явно в стиле Эдварда де Вера, который любил выставить в смешном свете своих соперников. 

Когда голова Доброго Друга Эссекса упала на плаху, а королева Елизавета  внешне спокойно продолжала играть на клавесине, Эдвард де Вер, обращаясь к Уолтеру Рэйли, произнёс фразу, ставшую впоследствии знаменитой: «Когда рычажки клавиш идут наверх, головы падают вниз».  Любому другому такая фраза стоила бы собственной головы.

Джеффри Буллоу (в восьмитомном издании «Прозаические и драматические источники Шекспира») писал, что одним из источников для создания образа Пака была книжка Реджинальда Скотта «Разоблачение колдовства», опубликованная в 1584 году[204].  Реджинальд Скотт, так же как и Эдвард де Вер, был студентом Оксфордского университета. Но он начал обучение в 1555 году, задолго до Эдварда де Вера. Через несколько лет после того, как Реджинальд Скотт  вернулся, окончив университет, домой, молодой де Вер отбывал военную службу в тех местах, где жил Реджинальд Скотт[205].  Кроме того, известен особый интерес де Вера к сверхъестественным явлениям. Такую книгу он не мог обойти своим вниманием. Кстати, король Джеймс Первый тоже не обошёл её своим вниманием, но по-другому: он приказал сжечь все экземпляры «Разоблачения колдовства».

Как считают шекспироведы, идею превращения ткача-актёра Боттома в осла подсказали Шекспиру не только «Метаморфозы» Овидия, но и «Золотой осёл» Аппулея.  В 1566 году Уильям Адлингтон перевёл «Золотого осла» на английский язык[206].  Свой перевод Адлингтон посвятил Томасу Радклиффу, графу Суссексу, который как раз в то время был ментором Эдварда де Вера.  Посвящение было сделано в сентябре 1566 года, почти одновременно с выпускной церемонией из Оксфорда, на которой де Веру была присвоена степень магистра искусств.  Адлингтон в своё время также был питомцем Оксфордского университета.

К  счастью для Боттома, Оберон решает вернуть ему человеческий облик.  Проснувшись, Боттом обнаруживает, что он – снова человек, и решает, что всё, приключившееся с ним, было только сном. Боттом произносит взволнованный монолог, в котором путает слова:

«Глаз человеческий не слыхал, ухо человеческое не видало, рука человеческая не способна вкусить, язык человеческий не способен понять, а сердце человеческое не способно выразить, что такое был мой сон!»
                («Сон в летнюю ночь», IV.1, пер. Н. М. Сатина)

Сбивчивая речь Боттома – перекрученная цитата из библии («Первое послание к Коринфянам св. апостола Павла», 2:9-10).  У Эдварда де Вера был персональный экземпляр «Женевской Библии», хорошо им изученной. Его личная копия, хранящаяся в Фолджеровской Библиотеке, содержит множество пометок, сделанных её владельцем.

Первое кварто «Сна в летнюю ночь» было опубликовано в 1600г, а 7 сентября 1598 года эта пьеса упоминалась в списке Фрэнсиса Мереза, т.е. была написана до этой даты.  По мнению подавляющего большинства шекспироведов, пьеса представляет собой «свадебную маску».  А так как в пьесе упоминается скверная летняя погода, датировка зрелой версии пьесы несколько упрощается: холодное и дождливое лето было в 1594, 1595, 1596 годах.

Различными литературоведами было предложено несколько свадебных торжеств, для которых могла быть написана эта пьеса.  Наиболее вероятные из предложенных – следующие:

1). По случаю брака, всеобщей покровительницы поэтов, Люси Харрингтон с Эдуардом Русселлом, третьим графом Бедфорским, состоявшегося 12 декабря 1594 года.
2). По случаю свадьбы Уильяма Стэнли, графа Дерби, с дочерью графа Оксфорда, Елизаветой де Вер, 26 января 1595 года в Гринвиче.
3). Свадьба сэра Томаса Беркерли и Елизаветы Кэри в феврале 1596 года.
4). Двойная свадьба дочерей графа Вустера 8 ноября 1596 года.

Оксфордианцы и ведущие ортодоксальные шекспироведы считают, что существовавшая ранее версия пьесы  была переработана специально для свадебного пиршества Уильяма Стэнли.  В окончательном тексте пьесы много намёков именно на эту свадьбу, а прототипом Тезея, герцога Афинского, является не кто иной, как сам Уильям Стэнли, 6-й граф Дерби.  Тезей (как и Уильям Стэнли) – смелый воин, мудрый, просвещённый, любитель театральных представлений, покровитель актёров.  Геральдический знак графа Дерби – орёл, и самого графа часто сравнивали с орлом, называли героической личностью. Граф участвовал в сражениях, много путешествовал.

У Эдмунда Спенсера (родственника и друга семейства Стэнли) в произведении «Колин Клаут возвращается домой» есть поэтические строчки, обращённые к некоему Этиону. Слово ‘этион’ греческого происхождения и означает ‘орёл’.  Профессор Лефран, а за ним и Ламбин, и Тайзерли считали, что эти строчки посвящены графу Дерби:

«Последний, но из первых – Этион.
Добрее пастуха найдёте где вы?
Герой! Высокой Музе служит он.
И героически звучат её напевы».
                (Пер. И. Кант)

“And here, though last not least is Aetion,
A gentler shepheard may nowhere be found:
Whose Muse, full of high thoughts invention,
Doth, like himselfe, heroically sound”.

Пастухами в английской поэзии называли поэтов. В этой же поэме Спенсер обращается к брату Уильяма Стэнли, Фердинанду, называя его Аминтас, и к жене брата, графине Элис Сперсер-Стэнли, называя её Амариллис. В таком окружении неудивительно найти Уильяма Стэнли. А кличка «Этион» вполне ему подходит.

Тезей с живым интересом смотрит представление «Пирам и Фисби», в то время как его невеста Ипполита относится к этому развлечению с прохладцей.  Её отношение к театру напоминает отношение Елизаветы де Вер, которая упрекала своего мужа, графа Дерби (это у Тезея и Ипполиты ещё впереди, но уже просматривается), в чрезмерном увлечении литературой и театром в ущерб продвижению по службе.

В первой сцене первого акта пьесы Лизандр говорит о том, что «путь истинной любви никогда не бывает гладким», и это в первую очередь относится к Уильяму Стэнли и Елизавете де Вер.  Лорд Бёрли, будучи попечителем молодого графа Саутгемптона, в течение нескольких лет пытался выдать свою внучку замуж за «королевского сироту» графа Саутгемптона, который упорно сопротивлялся, и в конце концов заплатил огромную неустойку в пять тысяч фунтов (1 млн 185 тыс нынешних долларов[207]) – плата за свободу.  При этом следует заметить, что юный Саутгемптон (ему было 17-19 лет) не имел ничего против Елизаветы де Вер, ему просто ещё рано было жениться, хотелось подольше побыть свободным. 

Поставив на Саутгемптоне крест, Лорд Бёрли  нашёл другую подходящую кандидатуру в мужья своей внучке – Генри Перси,  9-го графа Нортумберленда.  Но на этот раз воспротивилась Елизавета, которая сообщила своему дедушке, что «не может переносить графа»[208].  К этому времени Елизавета де Вер и Вильям Стэнли, по мнению некоторых шекспироведов (Чемберса, Тайзерли) уже были влюблены друг в друга.  Их взаимное чувство, вероятно, зародилось в сентябре 1591 года во время увеселений в честь королевы Елизаветы, организованных графом Хертфордом в его имении Элветгем[209].  Лорду Бёрли не удалось уговорить внучку выйти замуж за избранного им графа Нортумберленда, но и разрешения на брак с Уильямом Стэнли он не дал.

Эгей в пьесе Шекспира, отец Гермии,  напоминает Лорда Бёрли: он препятствует её браку с Лизандром и настаивает на браке с Деметрием против её воли. Лизандр по этому поводу отпускает остроумное замечание, обращаясь к Деметрию:

«Любовь отца имеешь ты, Деметрий,
Зачем тебе ещё и Гермии любовь?»
(Акт 1, сцена 1)

Волею судьбы умирает брат Вильяма Стэнли Фердинандо (существует довольно убедительная версия, согласно которой его отравили) и Уильям Стэнли становится
шестым  графом Дерби.  Получив этот титул, он одновременно получил и желанную жену, так как теперь его ранг достаточно высок, и Лорд Бёрли решился отдать ему руку своей внучки.  И хотя «путь истинной любви никогда не бывает гладким», иногда его всё-таки венчает успех. И Гермия тоже в конце концов выходит замуж за любимого ею Лизандра.

В 1599 году в сборнике «Сонеты к разным музыкальным нотам»[210] один из сонетов (XVI), не называя имён, рассказывает историю замужества Елизаветы де Вер. Он начинается словами «Она была дочкою лорда, прекраснейшей из трёх» (у Эдварда де Вера было три дочери) и кончается словами:

«Так  искусство – cоперник оружия – стало героем дня,
И ДАР УЧЁНОСТИ помог завоевать девушку.
Тогда-то, люли-люли, НАЧИТАННЫЙ МУЖ и заполучил её.
На том и закончилась наша песня».
(Подстрочный пер. И.Кант)

«Сон в летнюю ночь» – многослойная пьеса, содержащая  некоторые противоречивые моменты.  Эти свойства пьесы создают впечатление, что пьеса писалась в несколько приёмов, а также допустимо участие второго автора. Михаил Лозинский, корифей драматического и поэтического перевода с английского на русский, отмечает следующие противоречия в пьесе[211]:

«В  подлиннике  комедия  озаглавлена: “А Midsummer-Night's Dream”,  “Сон  в  ночь середины лета”, т. е. в ночь летнего солнцестояния, в так  называемую  Иванову  ночь (на 24 июня), когда, согласно поверьям многих народов,  в  природе  творятся  чудеса и людям видится всякая невидаль. Быть может,  это  заглавие  означает  просто:  “Ночь  чудес”,  тем более что, как явствует  из текста комедии, необычайное происшествие случилось с её героями не в средине лета, а в ночь на первое мая.   Следует  отметить,  что  и  самый  счет  дней,  на  протяжении  которых разыгрывается  действие, у Шекспира сбивчив. В начале первого действия Тезей и  Ипполита  говорят  о  том,  что  до дня их свадьбы, т. е. до первого мая, осталось  четыре  дня  и  четыре  ночи. В действительности же до первого мая проходит всего лишь два дня и две ночи».

Лозинский подметил несоответствие в счёте дней, но дата свадьбы (1 мая), на мой взгляд, определена им неправильно.

По мнению Эдварда Холмса, толчком для написания первой версии пьесы послужили события 1572 года[212].  И в 1572 году было действительно холодное и «мокрое» лето, которое соответствует описаниям Титании. Август 1572 года был настолько дождливым, что королеве Елизавете пришлось изменить маршрут своего путешествия по стране, чтобы обойти особо подмоченные места.  Титания жалуется Оберону на то, что погода в их владениях испортилась из-за постоянных «семейных» ссор Оберона с Титанией; жалуется на ветра, разливы рек (а значит, и дожди) и несвоевременный мороз:

«…И ветры, мстя за то, что нам напрасно
Насвистывали, вызвали из моря
Тлетворные туманы; пав на землю,
Они ничтожной речке дали мощь
Разлиться горделиво…»

«Нарушен строй, все времена в году
Пришли в смятенье: седоглавый иней
Лежит на свежем доне алой розы».
          (Акт 2, сцена 1, пер. М. Тумповской)

В 1572 году Эдвард де Вер в большом фаворе у королевы Елизаветы. Да и сам он в неё немножечко влюблён.  Он флиртует с королевой, пренебрегая своей юной женой. Он заверяет королеву, что у него с женой нет интимных отношений, а его тёща, леди Бёрли, осмеливается упрекнуть королеву за то, что она не даёт браку её дочери шанс состояться.  Руки королевы в свою очередь добивается французский герцог Аленсон.  Все придворные Английского двора разделились на две группы: «за» и «против» французского брака.  Эдвард де Вер не против того, чтобы королева вышла замуж за Аленсона, ведь сам-то он тоже женат на другой.  Он против того, чтобы королева увлекалась Аленсоном.  Де Вер никогда не щадил своих соперников, и Аленсон – не исключение.  Вот, что пишет по этому поводу Эдвард Холмс:

«Неоспоримо, что Аленсон был уродливым маленьким юношей.  Он заметно пострадал от болезни ветрянкой, и одной из положительных сторон  его поездки в Лондон была возможность встретиться с хирургом, имевшим репутацию человека, способного исправить его лицо. Французский посол заверил королеву Елизавету, что её Фрэнсис “станет красивым и достойным её одобрения”.  Но пока это чудо ещё не произошло, такой выбор для королевы представлялся явно смехотворным. Елизавета была на самом деле Прекрасной Королевой. Она заслуживала своего Оберона. Изображение её,  потерявшей рассудок из-за французской мартышки, было БОЛЬШОЙ ДЕРЗОСТЬЮ ЗАИНТЕРЕСОВАННОГО ЛИЦА. Королева, развлекавшая себя миниатюрным портретом своего рябого ‘лягушонка’, не могла не обратить внимания на то, как Пак, пританцовывая, изрёк:

“МОЯ ХОЗЯЙКА В МОНСТРА ВЛЮБЛЕНА”.

Подходящий случай для использования Эдвардом [де Вером] пикантных средств в своих целях, он превосходно согласуется с пьесой.  Только нужно повнимательнее вглядеться в события летнего вечера в июне 1572 года».

Члены группировки Уильяма Сесила, включая его зятя, Эдварда де Вера, были сторонниками «французской свадьбы».  Эдвард де Вер принимал активное участие в организации развлечений для французских гостей.  Герцог Монморанси был послан французской стороной для ведения переговоров о возможном заключении брака королевы Елизаветы и герцога Аленсона.  Королева подавала надежду французскому претенденту на получение её руки и сердца, но её истинные намерения, как всегда, оставались для окружающих загадкой. 9 июня 1572 года герцог Монморанси ступил ногой на английский берег, а неделей позже его ждали развлечения в Гринвиче: турниры, медведи и прочее.  Эдвард Холмс пишет:

«Банкетный дом, выстроенный специально для этой цели [развлечения Монморанси], был великолепен, хотя и сооружён в сжатые сроки.  Одна из бухгалтерских записей затрат на это празднование свидетельствует, что хлеб и сыр был подан к столу “штукатуров, которые работали всю ночь”…»  Были наняты лучшие строительные работники города, а среди них «Боттом и его люди».

Вероятно, что этот самый штукатур Боттом и дал шекспировскому ткачу Боттому своё имя. В тех же бухгалтерских записях упоминается загруженная Боттомом «глина и штукатурка».  Вспомним, как в шекспировской пьесе Боттом объясняет, каким образом можно изобразить стену на сцене:

«Пусть  кто-нибудь  из  нас  изобразит  стену, вымазав себя штукатуркой, глиной  или  известкой;  это  и будет значить, что он –  стена» (III.1).

Вместе с Боттомом в 1572 году работал столяр Уолтер, который, по предположению Эдварда Холмса, достаточно плотно пристыковывал  доски друг к другу, чтобы получить кличку Снаг (snug), что означает «плотно прилегающий».  Такую же кличку Шекспир дал столяру-актёру, одному из афинских ремесленников.

Одно из владений Эдварда де Вера –  поместье Лавенгем (в ту пору им ещё не проданное) – находилось в местах, которые славились своими ткацкими традициями. Забегая вперёд, скажу, что Эдвард де Вер изменил профессию Боттома, сделав его ткачом из штукатура, вероятнее всего, в 1578 году, работая над второй версией пьесы.

В июле 1572 года королевский двор путешествовал по стране, и Эдвард де Вер сопровождал королеву Елизавету. Он принимал её в пока ещё своём имении Хаверинг, а позднее, 18 августа 1572 года, являлся одним из главных устроителей грандиозного зрелища, бутафорского боя на реке Эйвон в графстве Ворвикшир[213] (см. главу «Ричард II – это я»).  Вместе с Эдвардом де Вером  организовывал незамедлительное тушение пожара, возникшего в результате инсценированного сражения, сэр Фулк Гревилл.  Интересно, что Эдвард Холмс считает прототипом Пака, Робина Доброго Друга, сына этого самого сэра Фулка Гревилла – Фулка Гревилла младшего. Что ж, Пак вполне мог быть собирательным образом: он – и герой народных сказок, и оба Роберта (Эссекс и Дадли), вместе взятые (как считает Билл Фэрина), да ещё и сэр Фулк Гревилл впридачу. И все эти прототипы хорошо знакомы Эдварду де Веру. 

Придворные дамы королевы Елизаветы часто жаловались на то, что сэр Фулк Гревилл поставляет королеве сплетни, ставящие их в неловкое положение.  А Фрэнсис Бэкон, защищая сэра Фулка Гревилла, сравнивал его с «Робином, Добрым Другом, на которого молочницы, разлившие молоко, сваливают всю вину»[214]. 

С другой стороны, Фоулер жаловался на то, что Фулк Гревилл «доказал свою ненадёжность в отношении его (Фоулера) жены»[215].  Так что Фулк Гревилл, как и Пак, скорее смахивал на Скверного Приятеля, хотя и считался официально Добрым Другом.  Своей смертью умереть ему, во всяком случае, не дали: он был заколот одним из слуг за то, что не включил этого слугу в своё завещание[216].

Шекспировская пьеса в пьесе «Пирам и Фисби» – это пародия на типичную трагикомедию 1560-х годов (для сравнения: пьеса в пьесе– «Мышеловка»  в «Гамлете» – написана в стиле более зрелой драмы начала 1580-х годов). Юный Эдвард де Вер в 1560-е годы был зрителем подобных трагикомедий неоднократно, и позднее для него было естественным пародировать этот  «устарелый», но хорошо знакомый стиль.  Граф Ратленд, к примеру, родился только в 1576г, когда подобные трагикомедии уже отошли в прошлое.

Эдвард Холмс считает, что «Пирам и Фисби» – это пародия не только на трагикомедию определённого стиля, а на вполне конкретную пьесу, а именно – на «Камбиз» Томаса Престона.  Как раз во время обучения Эдварда де Вера в Кембридже «Камбиз» ставился на королевской сцене. В регистрационные записи пьеса внесена с подзаголовком «ГОРЕСТНАЯ ТРАГЕДИЯ  вперемежку С ПРИЯТНЫМ ВЕСЕЛЬЕМ». Этот подзаголовок спародирован в названии шекспировской пьесы в пьесе – «ГОРЕСТНАЯ КОМЕДИЯ и жесточайшая смерть Пирама и Фисби». А когда герой шекспировской пьесы Филострат объявляет представление на сцене истории Пирама и Фисби, он дополняет название пьесы комментарием «особо ТРАГИЧЕСКОЕ ВЕСЕЛЬЕ», и этот комментарий метит в ту же цель. 

Томас Престон получил от Её Высочества в награду за свою пьесу пожизненную пенсию: 6 пенсов в день. Именно на эту пенсию намекает починщик раздувальных мехов Флейта,  когда предполагает, что Боттом уже не придёт сыграть роль Пирама перед герцогом (IV.2.20):

«Ах,  милый  наш  удалец  Боттом!  Вот  и потерял он шесть пенсов в день пожизненно!  Уж  он  бы  наверно  получил  свои  шесть пенсов в день; будь я повешен,  если  герцог  не  назначил  бы  ему  шести пенсов в день, сыграй он только  Пирама;  он  это  заслужил:  шесть пенсов в день за Пирама: – или же ничего!»

В 1560-е годы и в начале 1570-х  шесть пенсов в день было стандартной платой за Придворные Интерлюдии.  Последним, кто получил подобную плату был Джон Смит, и случилось это в 1573 году.

В ночь на 24 августа 1572 года произошло событие, которое на шесть лет отодвинуло переговоры о бракосочетании королевы Елизаветы и герцога Аленсона.  Этим событием была Варфоломеевская резня в Париже.  В Варфоломеевскую ночь и последующие дни в Париже было убито от 3 000 до 10 000 человек, а с августа по октябрь вспыхивали подобные погромы во многих других городах Франции, таких как  Тулуза, Бордо, Лион, Бурже, Руан и Орлеан. В них погибло около 70 тысяч человек. 

Протестантская Англия с опаской смотрела на католическую Францию. И только в 1578 году переговоры о возможном бракосочетании двух сиятельных особ возобновились.  Ситуация 1578 года напоминала ситуацию 1572 года.  Королевский Двор снова разделился на два лагеря: «за» и «против». 

Эдвард де Вер оживляет свою безымянную пьесу, которую впоследствии назовёт «Сном в летнюю ночь». Королевский Двор, а вместе с ним и Эдвард де Вер, путешествуют по стране.  Бухгалтерские записи за 4 сентября 1578 года показывают, что восемь телег имущества, отправленного с Королевским Прогрессом, числилось за графом Оксфордом. Как предполагает Эдвард Холмс, часть этого имущества составляли театральные декорации и костюмы, на их приобретение и была дана графу Оксфорду королевская субсидия, отмеченная в бухгалтерских записях.  В Норвиче (графство Норфолк) королеву Елизавету развлекали  пьесой в стиле «волшебная маска»[217].  Вероятно, эта маска была второй ранней версией «Сна в летнюю ночь», оживляющей в памяти события 1572 года и совмещающей их с событиями 1578 года.

Отношения Эдварда де Вера с королевой Елизаветой –  снова романтические, как и в 1572 году. Де Вер  стремится завоевать её расположение и невольно из-под его пера выскальзывают приятные ей слова: автор пьесы  называет свою повелительницу «чистою весталкой, царствующей на Западе» (II.1). 

Но Де Вер не хочет быть куклой, развлекающей гостей королевы, наоборот, он хочет сам подсмеиваться над ними в своих пьесах.  Он своевольно отказывается танцевать перед французскими гостями (см. главу «Романтические истории», подраздел «Перикл»).  Другое дело – развлечь присутствующих пьесой, которая ненарочито подсмеивается над ними же.  Шекспир постоянно совершенствует свои пьесы. В версию «Сна в летнюю ночь» вносятся поправки.  Например, Боттом из штукатура становится ткачом.  Одно из поместий Эдварда де Вера, Лавенгем, как раз находилось в то  время «в центре ткацких традиций Восточной Англии»[218].  И кличка Боттом приобретает второй смысл –  «Основа» (ткацкий термин).  Шекспир, любитель играть словами, обыгрывает это значение слова Bottom.  Основа-Боттом, разговаривая сам с собой, в конце первой сцены четвёртого акта произносит:

«Я заставлю Питера Айву  написать балладу про этот сон: она будет называться "Сон Основы", потому чтов  нём  нет  никакой  основы».

Следующей версией «Сна в летнюю ночь» (третьей, если наши предположения верны), по мнению Дороти и Чарлтона Огбурна, была пьеса «Пастораль о Филлиде и Корине», представленная Её Высочеству в День святого Стефана, в субботу, 26 декабря 1584 года во дворце Гринвич[219].  Возможно, что «Пастораль о Филлиде и Корине» была лишь составляющей частью пьесы  «Сон в летнюю ночь», а не её полной версией. Постановкой пьесы, напоминающей Елизавете пору её юности и романтических отношений с Эдвардом де Вером, автор пытался восстановить утраченные в результате бурь 1581-82 годов добрые отношения с королевой.

Последняя же, зрелая версия пьесы, та самая, которую признают все шекспироведы, стратфордианцы и нестратфордианцы, была завершена к январю 1595 года, то есть к свадьбе графа Дерби и дочери Эдварда де Вера.  Новая редакция пьесы содержала намёки на довольно свежие события.  Например, когда Филострат предлагает Тезею выбрать одну из пьес для развлечения гостей в день его свадьбы, он, перечисляя названия пьес и давая им краткие характеристики, называет одну из них «Скорбью трижды трех прекрасных муз о смерти,  постигнувшей науку в нищете».  При этом Филострат отпускает замечание:
   
 «Тут тонкая и старая сатира:
На брачном торжестве ей места нет!»
 
И как писал историк литературы и критик Фёдор Дмитриевич Батюшков:

«Приведенное заглавие принимают как намек на стихотворение Спенсера: "Слёзы муз", написанное около 1591 года. По другому объяснению (Knight'a), оно скорее относится к смерти Роберта Грина, поэта, скончавшегося в 1592 г. в большой бедности, почти в нищете»[220].  Эдвард де Вер был хорошо знаком с творчеством Спенсера и Роберта Грина и был литературным патроном последнего. И как уже отмечалось ранее, граф Дерби, зять де Вера, был родственником Эдмунда Спенсера и его другом.

Пришла пора вспомнить, что граф Дерби был замешан в написании пьес для публичных театров (1599 год), а также супруги Дерби обменивались визитами с супругами Оксфорд.  В один из таких визитов (1596 год) граф Оксфорд, находясь в лондонской резиденции  Уильяма Стэнли на Кэнон Роу, написал письмо Роберту Сесилу, упоминая в нём документ, который он возил с собой в портативном столике для письма, но, к его сожалению, забыл и документ, и столик в загородном доме[221].  Возить с собой столик для письма – как это соответствует привычному поведению писателя!  Оксфордианцы считают автором пьесы «Сон в летнюю ночь» графа Оксфорда, профессор Лефран – графа Дерби.  Возможно, они оба были соавторами этой пьесы.

Серьёзным свидетельством в пользу авторства или соавторства графа Дерби в написании пьесы «Сон в летнюю ночь» является то обстоятельство, что семейство Дерби (сначала отец Уильяма Стэнли, а затем его брат Фердинандо и он сам) было спонсором народных фестивалей в Честере, на которых ремесленники, являвшиеся одновременно актёрами-любителями разыгрывали пьесы, подобно тому, как они это делают в шекспировском «Сне в летнюю ночь».  Вот что пишет об этом Артур Тайзерли:

«Мы должны отдать должное Лефрану, который обнаружил, что Честер является источником комических сцен в M.N.D. [222]; Честер славился замечательным циклом местных представлений, особенно связанных с фестивалями “в середине лета”. Честерский фестиваль уникален, единственный в своём роде, он напоминает средневековые празднования Дня Святого Иоанна (или Ивановой ночи, 24 июня), превосходя папистский фестиваль Дня Святой Троицы, проходящий весной, он – индивидуальная особенность Честера.

В середине лета Гильдия организовывала представления ремесленников с большим энтузиазмом, и профессиями актёров-любителей, принимавших участие в постановках были: кожевники, портные, парикмахеры, медники, каменщики, плотники, мясники, шорники и так далее. Ночь была отдана легкомыслию и фривольности; влюблённые парочки гуляли по лесу (как и в M.N.D.), соединяясь затем в Честере. Лефран обнаружил записи о деторождениях, явившихся следствием этих праздников. Спектакли мастеровых ставились зачастую под патронажем 4-го графа Дерби; сохранились документы, подтверждающие, что его сын Фердинандо сопровождал отца в одном из подобных случаев. Несомненно, что и младший сын Уильям был частым зрителем этих примитивных спектаклей. Большое сходство представлений мастеровых Честера и афинских  ремесленников в пьесе  M.N.D. подтверждает утверждение Лефрана о том, что Честер и был Афинами Шекспира, то есть подлинным местом действия пьесы. Более того, честеровский спектакль “Валаам и его осёл”... единственная современная пьеса, в которой человек, как и Боттом, превратился в осла»[223].

У графа Дерби, как и у его тестя, Эдварда де Вера, были свои воспоминания, которые служили источником вдохновения для принятия участия в написании сказочных сцен в пьесе «Сон в летнюю ночь».  Ярким воспоминанием для графа Дерби были праздники в имении графа Хертфорда Элветгем, устроенные в честь прибытия туда королевы Елизаветы.

Праздники длились 4 дня, начиная с понедельника 20 сентября 1591 года. Как уже говорилось ранее, по мнению дербианцев, именно во время этих праздников завязался роман графа Дерби и Елизаветы де Вер.  По описаниям, собранным Артуром Тайзерли из разных исторических источников,

«основные развлечения были на территории озера, длиной приблизительно в полмили, растянувшегося с востока на запад и принявшего усилиями графа Хертфорда форму полумесяца в честь королевы, которую называли Дианой или богиней Луны;
она же была богиней вод, символизируя этим господство Англии на море с 1588 года...

Среди лодок на озере, одна из которых предназначалась для музыкантов, был миниатюрный военный корабль, названный королевой Бонэдвентуре (Bonadventure), без сомнения,  в честь корабля Elizabeth Bonadventure, сражавшегося с Испанской Армадой, под командованием фаворита королевы графа Кумберленда, дяди Уильяма Стэнли... Со своего трона, находящегося на открытом воздухе, королева Элайза наблюдала за всевозможными перемещениями и манёврами морских богов, которые приближались к ней, плавая прямо в воде или в лодках,  с восточной стороны озера. Всё вокруг было заполнено морскими девами, лесными нимфами и феями, насыщено мелодичной музыкой и поэзией, создавая то романтическое очарование, которое мы ощущаем в пьесе  M.N.D.  Среди прочих развлечений, фантастических и поэтических, сказочная королева Ореола (Aureola) представляла настоящую королеву с венком на голове в форме царской короны, “данной мне Обероном (Auberon), Королём Волшебных Сказок”»[224].

Артур Тайзерли считает, что миниатюрный военный корабль «Бонэдвентуре» был назван в честь военного корабля «Елизавета Бонэдвентуре».  Однако в 1583 году Эдвард де Вер финансировал корабль «Эдвард Бонэдвентуре», принявший участие в экспедиции Фентона к испанским берегам.  Королеве Елизавете её маленький кораблик «Бонэдвентуре» мог напоминать об обоих этих кораблях и о её романтическом флирте с Эдвардом де Вером  в не таком уж далёком прошлом.

Далее Артур Тайзерли замечает ещё одну связь между праздником в Элветгеме и пьесой Шекспира: на празднике была исполнена «Песня пахаря» Николаса Бретона о Коридоне и Филлиде, песня о двух влюблённых, которые упоминаются в пьесе «Сон в летнюю ночь» (II.2 или II.1 в некоторых изданиях).

На банкете гостям подавались сахарные фигурки в форме русалок, СИРЕН, ДЕЛЬФИНОВ, китов, рыб, пресмыкающихся и т. д.  Шекспировский Оберон, обращаясь к Паку, вспоминал,

«Как он однажды, сидя на мысу,
Внимал СИРЕНЕ, ПЛЫВШЕЙ НА ДЕЛЬФИНЕ». (II.1)

Основываясь на этой фразе Оберона, некоторые шекспироведы считают, что Шекспир был свидетелем королевских увеселений в Кенилворте в июле 1575 года, где сопровождаемый необычной музыкой Арион плыл по озеру на спине дельфина.  Вовсе необязательно. Думаю, что Шекспир мог и не присутствовать на упомянутом выше грандиозном празднестве в Кенилворте, о котором много говорилось во времена Шекспира, а довольно подробные описания этого события дошли и до наших дней. 

Важно, что он был свидетелем хотя бы одного из подобных зрелищ.  Личных впечатлений от увеселений в Элветгеме и рассказов о Кенилвортских и прочих королевских торжествах графу Дерби было достаточно, чтобы возбудить его воображение.  У всех пышных королевских развлечений было много общего, ибо они служили одной и той же цели – вызвать одобрение и восхищение королевы Елизаветы.  На всех празднествах  в честь королевы – и на реке Эйвоне, и в Элветгеме, и в Кенилворте – были организованы ослепительные фейерверки, и казалось, говоря словами Оберона, что

«... звезды падали стремглав из сфер».

***

Примечания.
200. Chiljan, стр. 10-13.
201. См. Послесловие автора, М.М.Тумповской, к её переводу пьесы Шекспира «Сон в Иванову ночь». ПСС в восьми томах. М.-Л.: Издательство "ACADEMIA", 1937, т. 1.
202. Песня на слова М. Волыпина и М. Исаковского, из кинофильма «Кубанские казаки».
203. Farina, стр. 57.
204. Bullough, том I, стр. 371.
205. Farina, стр. 57.
206. Farina, стр. 57.
207. Английские фунты 1590-х годов переведены в американские доллары 2006 года в соответствии с таблицей в книге Робин Уильямс: Williams, стр. 256-257.
208. Nelson, стр. 337, 345.
209. Titherley, стр. 71.
210. “Sonnets To Sundry Notes Of Music,” 1599.
211. См. Послесловие автора, М. Лозинского, к его переводу пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь».
212. Holmes, глава “De Profundis,” стр. 77-86.
213. Whittemore, стр. 7.
214. Bacon, Francis. “Apothogema,” 1625. Стр. 252, 258.
215. Salisbury MSS. (Fowles to A. Douglas).  Том. III, стр. 375.
216. Holmes, стр. 85.
217. Nichols. “Progresses,” том. II.
218. Holmes, стр. 81.
219. Ogburn, “This Star of England,” часть 44 “The 1584”.
220. См. Послесловие Ф. Батюшкова к переводу пьесы «Сон в летнюю ночь». Перевод Н.М. Сатина, СП6., Издательский дом «Кристалл», 2001.
221. Nelson, стр. 359-360. У. Фэрина (Farina, стр. 101) ошибочно утверждает, что столик был оставлен в лондонской резиденции графа Дерби на Кэнон Роу, в то время, как этот столик был забыт в загородном доме Оксфорда.
222. M.N.D. – сокращение от Midsummer’s Nights Dream, то есть, «Сон в летнюю ночь».
223. Titherley, стр. 71-72.
224. Titherley, стр. 74-75.


*********************************************************
<> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <>   
*********************************************************