Гранта и Кем

****
I
А ты подумал, можно здесь грести,
ты думал, это будет речка Лета,
ты думал, может, это будет Стикс,
и сам на переправу шел невинно,
а здесь прелестный паб, и Гранта – это
простецки захромавшая стремнина,
рыбацкое пристанище Харона,
здесь пиво, правый путь и времена не
из трех, как ты обычно, выбирают –
живут, жуют, плывут, не умирают,
и ты идешь вдоль русла и ища
тревожный ветхий схрон воспоминаний
наткнешься на корягу вроде схрона,
ну вот тебе и Лета, вот и Стикс,
здесь места нет для твоего прости,
ни даже для предвечного прощай,
ты здесь хватаешь память как леща.


Иди, иди по трепетной воде,
по длительной воде, широкой, вещей,
они плывут невидимо везде, -
неистощимо хрупкие, но вещи.
Иди вперед, невидимый никем
на свет безотносительный, ничей,
на лунный свет, в лицо твоих вещей,
где Гранта переходит в полный Кем,
где плавится весло большим аршином.

Они идут, как трубные вершины
домов террасных, колледжей  – и все
они скользят, не кончившись совсем,
морганьем учащенным колеса и
они идут, уже не исчезая.
Они, как этот голос, нерушимы,

как спицы в движущемся колесе,
как то, что не кончается совсем;


как часть воды в распахнутых глазах,
как света часть в объятьях фонаря,
распахнутых в шершавый треугольник,
как воздух на незанятых весах,
как часть воды в объятьях октября,
как вес, переместившийся невольно
от прошлого на будущее и
обратно с тихой просьбой: пощади.

II
Как лунный свет шершав и вороват,
как за большой луной белым-бело,
так пристально бело, что бело-сонно,

и поцелуй, намеченный в чело,
и поцелуй ему наперехват,
сводящий вниз его благоспристойность,
на высчитанное до мига нет –
отступник в разделяемой вине,
закупоривающий пурпурной астрой
свирепость губ, оставленных на завтра.


Как холодно двум в тогах полотенец,
и капля, земеревшая на лбу,
настигнутая ветром наобум,
и капля, замеревшая на ней,
в сквозной недосягаемости фена,
и мокрый локон, первый отщепенец
противоставший локонам темней,
противоставший рьяно, как авгур,
как жрец слепого волососмешения,
как дирижер двух праздных шевелюр,
сближающихся в шуме непокорно,
застрельщик их теней и их помех,
нечаянный хозяин их смежения,
стесняющего переменный смех,
седлающего ветер рукотворный.
 


Как холодно. Наивная прилежность –
создать под беспорядочной столешницей
полупустую выдвижную лестницу,
задвинуть верхний ящик очень глухо;


Горячий шепот, смелый и подопытный,
участок шеи темный и подшепотный.


Ах розовый –  так пошло – значит нежность,
но так и проще, лучше – значит смежность
участков тел – запястья, шеи, уха,
дыхания их, запаха и духа.

Задвинуть ветхий розовый браслет,
единственный вещественный скелет.

Чем вдох поверхностнее, тем он слаще.

от края уха и до края шеи –

чем реже приникаешь, тем свежее! –

задвинуть очень глухо верхний ящик;


и воздух, примыкающий к браслету,
оттянет дух к весне или же к лету
от раковины призрачной ушной,
и обесцветит вдох твой затяжной,
и обессмыслит ящик выдвижной.
 
III
Как в небе след орла, змеи на камне,
как твой след в ней, как свет, который сам не
узнаешь, разве что из-за угла
настигнутый последней частью ветра;

как крылья перебитые орла,
как чешуя змеи с дыханьем фетра,
как вещи, что она не забрала –
платки, платки, узорчатая сеть,
не помещавшаяся в чемодане, –
чему не довелось запечатлеть
истории, разлуки и предания –

как после сна прозреть: а что такое?

как в замедляющемся колесе
энергия свободного покоя, –
и это не кончается совсем.

Но предаваясь медленно распаду,
огнеупорно грезясь спозаранку,
и выворачиваясь наизнанку,
вселяя горечь в счастье и браваду,
былым углам выкраивая синус, - |

все эти вещи канут в неизбывность.

Бесчинство слов, которых не изрек,
и ночи естество многоволосой,
все торжество вещей , на грань износа
поставленное памяти в упрек –

полураспавшийся осенний свет,
нависший над душой как над страною,
обида, перегнившая в совет,
разумный на богатом перегное,
и фен перебинтованный, браслет,
потерянный тобой при переезде,
и многое, и многое иное:

расход вещей –
их разворот,
возмездие

за реку, вспять текущую в ручей,
за кровяных приливов неподлунность,
за миг с огнеупорностью клещей
вытягивающий цепочкой юность,

за все, что не кончается вообще.