Пустынь

Я выросла в деревне.
После этой фразы
представите ряды бревенчатых избушек,
нарядных или сереньких, замшелых.
И перелай собак из-за заборов.
Мальчишек резвых на велосипедах.
Журавль колодец за последним домом.
Старушек, что болтают у калитки,
соседей языкастых и глазастых.
И будете не правы:
в картине этой безусловно милой
нет ничего от детства моего.
Я выросла в пустыне.
Не песчаной.
А той, которую верней назвать
по-древнерусски «пустынь».
За километры – ни жилья людского.
Лишь дом наш в центре благостного мира,
в сосредоточии холмов и перелесков.
Где можно, стоя босиком на мягкой травке,
встречать восход как ежедневный праздник
и провожать натруженное солнце
уже с обратной стороны дороги.
Где ластились к рукам
купавки, васильки, ромашки,
где беззлобно распахивался львиный зев
и колокольчики чуть слышный
простой мотив вызванивали на ветру.
Где золотая тёлка у меня из рук лизала
зерно шершавым чутким языком.
Собаки ставили на плечи
тяжёлые и ласковые лапы.
И кошки спали у меня в ногах.
А по кустам таились
неведомые странные создания,
подглядывали
из зарослей
сгустившихся и одичавших слив,
мелькали мотыльками в строгой благостной дубраве,
прикидывались сморщенными листьями
под вымахавшими до неба тополями.
И дух мой замирал от страха,
но страх был сладким, словно запах мёда.
И после этого всего
что может предложить мне город?