Который час? Никто не скажет точно
Широта, в общем, тоже не важна.
В окне — пейзаж, чей контур так порочен,
Как кромка сна, откуда ты видна,
Чей голос, как сигнальный фосфор,
Вплывает в легкие, минуя страх и боль.
И все это — не жест, не паноптикум**,
А чистая, как спирт, чужая роль
В спектакле, что, казалось, завершился
С той, прежней, что исчезла, как билет
В театр, где, по слухам, Гамлет взвился
Над зрителями, ища в себе ответ.
И вот опять, как почерк старой раны,
Чей рубец внезапно начал ныть,
Ты здесь, где геометрия обмана
Мне долго позволяла просто жить
В квадрате стен, чья мебель так знакома,
Что стала частью кожи. Но, смотри:
Твоя рука — античная теракома,
Что лечит место будущей зари.
Не то, чтобы я верил вновь в Элизиум
И в этот вечный, глупый, парный танец.
Но в трещине на кафеле, над лизисом
Моих обид, горит твой календарь.
Ты — не лекарство, не рекурсия обратно
В наивность, что смешна, как детство на пленэре.
Ты — просто новый вид пространства, непонятно
Зачем открывшийся в моей холодной сфере.
И пусть за каждым вдохом слышен скрежет
Тех шестеренок, что зовут «тоска»,
Ты — аргумент, который все же режет
Мой прежний тезис, тонкий, как доска,
В которую забиты гвозди. Прошлое?
Оно, как сальдо на чужом счету,
Не отменить. Но будущее — пошлое
Занятье, что дает твою частоту.
И я приму ее, как в Петербурге – сырость,
Которой, знаешь, нечего терять.
А божество, коль даже и рассердилось
Оно, как водится, умеет ждать.
Свидетельство о публикации №125100507053