черноввик Сотрудник ЧОП

До работы от подъезда — минуты четыре. Сотрудник ЧОП не спеша прошёл расстояние дворами, срезал метров пятьдесят. Парковка у фасада магазина была ещё почти пустой. Подъехала машина сожителя директрисы. Откупорилась мягко дверь, с пассажирского медленно и уверенно поднялась начальница. В спину её толкал мощный дурной голос, блаживший из динамиков: «Звёздочка упала в лужу у крыльца. Отряд не заметил потери бойца». Дверь по-вороньи щёлкнула, музыка погасла. Одновременно от автобусной остановки подошла кассирша со второй кассы. Директриса остановила её, дёрнув за невидимый поводок:

— Доброе утро. Вчера вечером у нас кассирша с алкогольного отдела вышла из окна. Подменишь её?

— Да без проблем, — скривила румяное лицо кассирша.

Больше они не разговаривали, молча проглоченные стеклянной дверью. Он двинулся за ними следом. Услышал сзади:

— Старый, куда спешишь? Постой, покури.

Он обернулся: грузчик Ваня, улыбаясь беззаботно, подходил с автобусной остановки.

— Я уж десять лет не курю. Дорогое удовольствие. И тебе не советую.

— Да ладно, старый, не гундось, — Иван достал пачку Marlboro, вытащил гильзу, прикрылся слегка от ветра, чиркнул, затянулся, выпустил дымное колечко: — Слыхал, кассирша из алкогольного вчера в окно вышла?

Охранник недоверчиво шевелил усами:

— Вчера на месте была, я же видел.

— Так она после работы.

— А, — отвернулся старый. — Ладно, работа не ждёт. Пошли.

Иван хмыкнул:

— Кому как.

Старый зашёл внутрь, подвинул стоявший у выхода табурет, не спеша присел, разгладил усы, достал газету сканвордов и углубился в рабочую рутину.

«Сочувствие, семь букв. Эмпатия. Блин, тогда “любовь” не подходит. О, смена закончилась. Завтра допишу».

Он встал, потянулся, легонько кашлянул, положил газету на подоконник, ручку — в карман. Сдвинул табурет в уголок и пошёл домой.

Четыре минуты. Дворами — срезал метров пятьдесят. Подъезд, лифт, девятый. Разулся, прошёл на кухню, поставил чайник. Достал хлеб, колбасу, приготовил два бутерброда. Выключил чайник, налил, бросил пакетик «Нури», сел за стол. Изучая тщательно обои, начал жевать. Мыслей не было — усталость была. Хотя чего тут уставать? Работа не пыльная, хоть и зарплата не ахти. Видимо, возраст: от всего стал уставать. Или заболел. Допил чай.

С окраин стола на середину, не особенно стесняясь, подбежал рыжий блестящий таракан, остановился у мизинца.

— О, Васька! — Старый достал кусочек сахара, положил перед тараканом.

Тот принялся суетливо ощупывать сахар усиками, шевелить мандибулами. Старый встал, задвинул табурет под стол, махнул крошки со стола. Сахар оставил. Таракан не обратил на это никакого внимания. Старик прошёл в зал, включил телевизор, сел на диван. Просмотрел «Последние известия». Вернулся на кухню, сполоснул чашку из-под чая. Протёр полотенцем, поставил чашку кверху дном на столе, трещиной в сторону стенки. Посмотрел на таракана:

— Давай, Васька, спокойной ночи.

Убрал сахар. Прошёл в зал, лёг на диван, по телевизору шли криминальные новости.

Утро. Таракан встретил солнце, пробираясь по ножке стола к месту кормления. Но сахара не было. Пошнырял по кухне, ничего не нашёл, пробежал в зал, залез на диван, встретился усиками с густыми седыми усами своего кормильца. Лапками коснулся губ. Холодные. Бог умер.

Таракан не знал, что такое смерть. Но ловить здесь больше было нечего — и Васька исчез.