Пятерик от Максима. Истовый!

Итак, избранный Пятерик. От Трояновича.
Ну, про «избранный» – чуть в перебор. Ибо – наугад. И такого Добра у Максима изрядно. А мабыть, где-то и более достойное нашлось бы. В «Русскую тему».

1. Светосиятельный язык

Язык – огромное богатство,
Ведь в нём развития основа,
Язык не должен забываться
Людьми владеющими словом.
Утратив гибкость языка,
Что скажешь пересохшим горлом?
Жива история, пока
Живёт язык в народе гордом.
Что скажешь о пустой ракушке
Без поговорок и пословиц?
Язык россии – это Пушкин
И его книг святая повесть.
Штамповку может делать слон,
Всегда внимательно пишите.
Кто пишет просто, тот умён.
Пустое зря не говорите.

Ну, так – и ничего. В смысле – похоже на что-то. Того гвалта, что в «переводах», не нахожу.
Мелкие замечания (на «крупные» нет настроения).
В одном месте (в одном – точно) пропущена запятая.
В «Язык россии» – название страны напечаталось с малой, полагаю, в «очепятку». Зато Язык – с большой. Ах, он здесь в начале и строки, и сказа (предложения)!
Мелочи, тем более, что автор сам советует: «Внимательно пишите!».
Да. Помянутый Пушкин (а как же!) в одной строке два слова местами бы переставил (для сохранения ритма-метра). «И книг его...» вместо «И его книг».
К названию.
«Светосиятельный язык». Великому и Могучему, за такое – понравилось. Мне... – Слегка поморщился. Как и с «народом гордым» (не чужим мне, но...).
Я о нашей Мове слагал скромнее. Так и она – просто наша. Как и мы сами – не могучие, не гордые. Но – не без «чувства собственного достоинства».
Из своего. Да Яе. Караценькае, нават без назвы (і без знакаў прыпынку).

не горш за iншых наша мова
а нават лепей
бо на ёй
тыраны пену не ўздымалi
дзеля свабоды ўсіх рабоў
пачварам што смакталi кроў
псалмоў і гімнаў не сьпявалі
(19.08.2018)

Не всё так просто... Тираны её, понятно, не просто обходили, но – топтали-изводили. Всячески.
Одних поэтов наших – штабелями положили. В тридцатые.
А вот тех, кого не тронули («тронули» – случайно, к помянутому в предыдущем («дроновском») Трону), согнули пополам. Принудили и «псалмы» слагать, и «гимны». Того же дядьку Якуба (Коласа).
Намаялся, бедный...
Что-то во мне трояновичево название («Светосиятельный язык»), однако, шевелит. Особенно – под Пушкина.
Не оду ли «Вольность»?! Юношеское. Задиристое.

Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрёк ты богу на земле.
(1817)

Так то ж – не о Языке!
Зато – о Тиране. Неком. Да и о Троне.
Так... Не «светосиятельный» же, а...
Ну, да.
А слово это (эпитет) внимательный Максим, небось, выудил из очерка Д. С. Лихачёва. «О языке устном и письменном, старом и новом».
Академик вообще много дельного оставил. О языке, о культуре... Не все его (Лихачёва) нынче жалуют. Либерал. Сталина (о ужас!) не почитал...
А то, что глянулось «внимательному-озабоченному» – пожалуй, из такого фрагмента.

[Длинные слова в древнерусской литературе XV–XVI веков иногда необыкновенно выразительны именно трудностью своего прочтения и произношения: «мертвотрупогладательные псы» (псы, которые искали мертвечину), «богонадежное слово», «мудродруголюбные советы», «драгоценномудроплетенны», «светосиятельный», «грехоозябший», «люботоржественный», «всездравственный» и «всеизряднейший»; выражения: «многотщательный попечитель», «ненасыщаемая очима сладость», «всерадостное веселие», «предивный сиротского стадовождения сирокормитель»…
У Гоголя поразительно созданные сложные слова, можно сравнить со сложными словами периода «плетения словес»: «умнохудощавое слово» («Мертвые души»), «обоюдно-слиянный поцелуй» («Тарас Бульба»), «глухо-ответная земля» («Тарас Бульба»), «длинношейный гусь» («Сорочинская ярмарка»), «короткошейная бутылка» («Коляска»), «древнеразломанные горы» («Страшная месть»), «зеленолиственные чащи» («Мертвые души»), «трепетнолистные купола» («Мертвые души»), «дюженогие запорожцы» («Тарас Бульба»). Многие из этих сложных слов отмечены в замечательной книге о Гоголе Андрея Белого.]

О том, что Максим заглянул и к Андрею Белому, не ручаюсь. А это (от Д. Л.), похоже, глянул. Сужу по иным «мудрым мыслям» (хотя бы – «кто пишет просто, тот умён»).
Пусть сам академик таким эпитетом любимый им язык и не награждал.
А про то, что «длинный язык – признак короткого ума», не один Лихачёв оговаривал.
Притом, что мы (герменевты) любим всякое слово со многих сторон-углов ощупать. А и – поиграть-позабавиться. Частяком – в длинь-околесь.
Это я – не в самооправдание, а – о «жанре». Коротенько-то и мы могём...

2. День Победы

Свежестью дышится в море безбрежном,
Праздник Победы шествует миром.
И радость, и слёзы в мире мятежном,
Всех матерей, родных и любимых.

Памяти вера любить завещает,
В помыслах скорбных ведь нет берегов,
Герои победы, вас не хватает,
Так безгранична и наша любовь.

Племя отважных, себя не жалея,
Славу несли городов и знамён,
Не прекращается лет эпопея –
Громкое эхо побед и имён.

Нам восторгаться каждою буквою,
Вы завещали Отчизну любить.
Все ещё живы, с нами как будто-бы,
Подвигов наших отцов не забыть.

Пустопорожнему нет отраженья,
Неповторимый тот путь, что прошли,
Памятник гордости в каждом сраженье,
Низкий поклон от людей всей земли.

А как же! Особливо – в эпоху «победобесия» и «исторической памяти».
Сергей Семёнович ту Войну краешком зацепил (самым своим детством ранним). Брата старшего (Семёна) вспоминает...
Мне (послевоенному) она досталась уже вдогонку. Но – не без следов-отметин. И о своём «Запобедии» (с середины 60-х) я слагал не раз. Макая то уже в нынешнее.
Но – несколько слов о художественном досьведзе Максима.
Чего-то меня наморщило с первых же строк. При всём моём символизме.
Да самим «шествием» и сопутствующими ему «свежестями» и «мирами-морями».
Кстати, в смежных строках, дважды о «мире» (в одном значении) – вовсе не обязательно. Если по-пиитски.

Памяти вера любить завещает,
В помыслах скорбных ведь нет берегов,
Герои победы, вас не хватает,
Так безгранична и наша любовь.

По мне, так совершенная безвкусица и нечуткость (к слову). Если и вовсе – не околесь.
А и остальное – в том же духе.

Нам восторгаться каждою буквою,
Вы завещали Отчизну любить.
Все ещё живы, с нами как будто-бы,
Подвигов наших отцов не забыть.

Как – вам?! Меня такое, точно, не восторгает. Я – о стиле. Притом, что тут и за грамматику есть чего вставить.

Пустопорожнему нет отраженья,
Неповторимый тот путь, что прошли,
Памятник гордости в каждом сраженье,
Низкий поклон от людей всей земли.

Как же – «неповторимый»!? А «Если надо»?! А – «с колен»?
Тра-та-та... А – Стиль!? Божухны мой!..
Не понравилось. Категорически!
Из своих... Были – разные. По нынешним временам, что-то (догадайтесь!?) мешает. Сильно!
«Совсем негромкое».

И не отцы давно, а деды
Того, кто сам сегодня сед,
Платили кровью за Победу.
Они уже далече все.
Остались разве единицы,
Ломавших в битвах ту войну.
И те не травят небылицы
Про чей-то свет и чью-то тьму,
А отрешённо доживают.
Мелькают годы, словно сон.
Звонок последнего трамвая.
Последний с поля колосок.
(8.05.2015)

Как-то – так. Хотя были и погромче, и пожёстче. А где-то – и покрепче...
А у меня же, впереди – ещё три (из Трояновичевого Пятерика).
Кстати... Я – о своём. О словах-именах.
Сказал, и мне в прозвище Озабоченного (я – о Сергее-Максиме) почудилось название одного из наших местечек. Ныне – посёлок городского типа. Скукожившийся.
Яновичи.
Там прошли немалые дни моего детства. Летом. Наездами...

3. Мерило достоинства

Стал бледен врунец благочинный,
Ведь жалок итогом удел.
В бою вершат подвиг мужчины,
Победой Отчизну воспев.

Истрёпаны вражьи доспехи,
От тягот мирских и забот.
Лихого удела огрехи
Не балуют русский народ.

Мы в чувствах своих двуедины,
Не властен здесь западный бред.
Закалка, как сталь у пружины,
Гарантией новых побед.

За подвиг народ благодарен,
Врагам к нам закрыта тропа.
Назначил путь в космос Гагарин,
В том славной России судьба.

А ведь я уже умаялся... Но за одно Максиму благодарен. Выхваченное из него оказалось не столь протяглым (не в длинь).
Иначе бы – совсем кранты!
Это... Кто ж тот Врунец (да ещё – «благочинный»)!? Даже – интересно. Но без подсказки – не догадаюсь. Пусть головных Лжецов («никогда не врущих») в нашем краю ведает каждый. Ну, ежели «достоинство» кого не покинуло...
Ведь жалок итогом удел...
– «Удел» – это о чём?! Участь-доля?
Или – «удельное владение»?!
В бою вершат подвиг мужчины...
– Опять, дяденька – стиль (стилистика)... Ну, и ритм, вестимо.

Истрёпаны вражьи доспехи,
От тягот мирских и забот.
Лихого удела огрехи
Не балуют русский народ.

Ага! Опять – про «лихой удел».
Вот, вроде – и понятно. К чему. А с другой стороны... Бразготка! Словами, сочетаниями. Как бы – к рифме.

Мы в чувствах своих двуедины,
Не властен здесь западный бред.

А как же! «Западный бред» над нами не властен. Токмо – свой. Отечественный. Проверенный! Что – с какими-то «огрехами», так мы их Орешником покроем-залатаем. Не впервой!
А «двуединство в чувствах» – небось о «народе и Партии»?! Или – о россиянах и беларусах?
Не спеши, Максимушка. Охолонь...

Назначил путь в космос Гагарин,
В том славной России судьба.

И куда нам, безлошадным – без Юрия Алексеевича!?
А «в космос» – не иначе, как в Рай?! По-президентски. А то ведь с космосом уже давненько – не очень...

4. Годы соблазна и стыда

Племён суровая борьба –
Путь бесконечный без отстрочек,
Уж так устроена судьба
Нашествий, войн и заморочек.

Самоотверженно служа,
Мы разорвали жертвы путы,
Усильем воли, без ножа,
Избыв губительную смуту.

Лишаться, строить, разорять,
Россия – скатерть самобранка.
Смогли свободу отстоять,
Как необычна здесь приманка.

Опять. Вроде, и понятно. К чему и за что. Да вот набор строчек – корявый.
Прочитайте хотя бы последнюю строфу. Внимательно.
А!? Лишаться, строить, разорять, Россия – скатерть самобранка...
И как (куда) такое – повернуть-вывернуть?
Усильем воли, без ножа...
Если это – к нынешнему «собиранию земель», так – разве оно «без ножа»?!
И сколько сотен тысяч ещё положить готовы!? «Свободу отстоявшие»...

5. Русский народ

Кто-то считает нас врагами,
Видящий сердцем всё поймёт:
Жить счастливо страны делами,
Привержен русский наш народ.

Талант не малый зрел пророка,
В нём зов мечты и духа око,
Ленивым в жизни стать не мог,
Глядящий синеоко – Бог.

Прав Аристотель, славя путь,
Мы заслужили право века:
Не на «авось», не «как нибудь»,
рождая в русском человека.

Пляшет конь под седоком. Пляшет, пляшет, пляшет...
Это я (строчками из своего Наташе П.) – о ритмах (здесь – уже не до музыки...) в текстах Максима.
«Глядящий синеоко – Бог» – это не о самом ли народе!? Вестимо – русском.
И по-каковски так?! По-православному, али...
«Заслужили право века» – неужто к «всевладычеству морскому»!?
А о «разбитом корыте», чай, ещё не забыли?! Богоносные наши...
Ах... Просто – «рождая в русском человека» (к «праву века»).
Чую, что переводы стихов Николая Зиновьева Максиму как-то зашли. Пусть и косяком-боком.
А «славный путь» (и даже – не без Аристотеля) – не в честь ли нынешнего «пионервожатого»?! А то ведь «путы» из предыдущего – как-то не очень...
Уууух! Выдохнул.
И это я – без пристрастия. И – даже снисходительно.
Но – по-любому – такие (собственные), пусть и не без огрехов (порой – «лихих»), всё же достойней тех тысячных «переводов».
Скажу, как беларус. К русскому языку – со всем уважением. К «матушке России» (или, что зараз ещё там...) – всё куда сложнее будет.

5.10.2025