письмо
(Текст, нуждающийся в комментариях)
Ты очень спешил, но, пиши, не пиши:
Пока ты не умер, тебя как бы нет.
Никто не увидит горящей души.
Огонь, знаешь, слепит, но огненный след,
От вечных надрывов банален и глуп,
И выглядит так, словно делаешь вид,
Что правда считаешь, что в мире ты пуп,
А сам, хитроват, хамоват, деловит,
Ведешь с этим миром двойную игру
С оргазмами от растеребленных ран,
С ролями, где занавес: смерть на миру,
Где вечная жертва - опасный тиран.
Где боль одиночества - вовсе не боль,
А избранный, необходимый удел,
Но так и не признанный, правда, тобой.
И кажется всем, что другой ты хотел
Судьбы.
Но друзья, оказалось, нужны,
Пока вы в разлуке и вечной тоске,
А подвиг уютной и тихой жены,
Идущей с тобою рукою в руке,
Тотчас начинает тебя раздражать:
Уже не выходит себя пожалеть.
И жизнь не на лезвии бритвы, ножа,
А в вязком, как яблочное желе
Тумане. И ты никакой не герой
Пурпурных и бархатных девичьих грез
(Порочной романтики вечной порой
Срываемых походя и не всерьёз),
А вовсе обычный простой гражданин,
Понятен, обыден, ленив, бестолков,
Всегда неустроен и вечно один,
И заперт за тысячей страхов-замков.
А так ты: со сломанным птица крылом,
Летящий свободным к своим небесам.
Пускай и подлец, но красивый и злой,
Пускай поломал ты крыло себе сам.
И смелость твоя – это жалость твоя
К себе и обида на мир, и вина,
За то, что не нужно тебе ни ***
Помимо стихов и тоски, и вина.
И жизнь, как искусство просрать все гуртом,
Готов новым способом обогатить.
И смысла не видно за дальним "потом"
Твоих тридцати и, возможно, пяти.
Чтоб ярче гореть, не жалеешь дров,
Плевать на время и силу огня,
Ты, самый подлый из всех воров:
Себя украв у других, пленя
Предсмертным воем, как раненый зверь,
В леса, в бескрайнюю степь бежишь.
И свято веришь, что лишь теперь,
И так бываешь и свят, и жив.
И свято веришь, что, если боль,
Честна, то право тебе дает
Все, что угодно делать с собой,
Не слишком думая наперёд,
Что будет с теми, кому судьба
Узнать тебя как бесценный дар,
И чьей любовью твоя борьба
Горит, как лесом сухим пожар.
А так, то чудовище, то святой
Палач и жертва в лице одном,
На части рвешь себя красотой
Небес и того, что принято дном
В приличном обществе величать.
Но ты понимаешь, что это ложь.
И тот, кто на дне бывает, подчас
На ангела больше других похож.
Поскольку смотрит на мир честней,
Чем те, кому есть, что терять в миру,
И видит тени самих теней,
Ведущих призрачную игру
На тех неверных слоях бытия,
Где ты и призрачная твоя
Свобода кажется сущей тебе,
Как будто не крутишься в колесе
В котором, покорны своей судьбе,
Земные твари крутятся все.
Но жизнь не даёт себя обмануть.
Закон причин и следствий суров:
Того, что сгорело уже не вернуть
И самым удачливым из воров.
И, если бежишь со всех ног на свет,
То шанс велик его проскочить,
И слов разобрать вероятности нет
Когда кто-то в голос полный кричит.
Кричи, не кричи - красота тиха.
Она после звука, она во тьме.
За красками, где-то за краем стиха,
В гудящем колоколе-уме,
Который смог пережить удар
Свободы, чувства и красоты,
И смог остаться, и это дар.
И этого, может, пронзительный ты
Не можешь в ком-то другом принять
Ведь, если изгнанный не один,
То он и не изгнан. Пора понять,
Что нас не позорят снега седин.
Светает, кончается час быка.
В рассветном городе оратория дня
Ещё набирает силу пока
Машинным шумом издалека,
Хорами и скрежетами звеня.
Ветрами надорванные облака,
Образчик мужества в стиле дзен,
Всегда гонимы, покорны судьбе.
Как символ любых практически перемен
Несут свой собственный смысл в себе.
Рассвет однороден, а город нет.
Он весь из разломов, ступеней, углов,
Стекла, бетона, асфальта, теней,
Раскинувшись сетью ячеек-дворов,
Он ждёт событий ежедневный улов,
Живя в полубодрствовании, полусне.
И вот ты проснулся, а кто-то – нет.
Взгляни, жизни ткань на твоих глазах
Сплетается, каждой нитью звеня.
И именно здесь основной азарт:
Меняя жизнь, ни на что не менять
Себя (если ты постоянно "за",
То тут уже не на кого пенять).
Обыденность тащится за каждой судьбой
И тщится фундамент себе возвести
Из тех и других, из нас с тобой,
Работающих с девяти до шести
(А может, не работающих нигде).
Нуждается в смыслах, как нищий в еде.
Но смысла снаружи нет как нет,
Что видно прекрасно через оконный проем
На уровне девятого этажа.
Ведь двигаясь вслепую, преимущественно на свет,
Все смыслы сами мы создаём,
На ручку балкона, как на курок нажав
Порой, а порой за столом до утра
Под шорох бумаги и скрип пера.
(«Перо» малость пафосно, но пора,
Возможно, уже научиться играть
И в пафос, когда он необходим,
Давай так оставим, а там поглядим).
Ты очень спешил, но, пиши, не пиши,
Как только ты умер, тебя уже нет/Тебя уже несколько месяцев нет.
Никто не заметит горящей души,
Пока догорает она в тишине.
И ты, замыкая собою круг
Себя без сомнений и слез превратил
В одно из ушедших с небес светил
Чей голос – истины тихий звук.
Как голос истины – тихий звук,
Так Солнца радости тише нет.
И я люблю тебя, ты мне друг,
И боль твоя так понятна мне,
Что слезы сохнут и только гнев
Позволит выразить спектр весь...
И, знаешь, порою ты снишься мне,
А, значит, наверное, ты ещё здесь.
Сны и сновидения
(Комментарии к тексту)
1
У тяжёлого камня свобода лететь
Только вниз и покуда несется со скал
К мягкой почве он может во всей красоте
Разглядеть неподвижные облака
Неподвижную птицу воздушный поток
За струну пера теребит слегка
"Не о том печалишься, не о том
Ничего не спрятано в облаках"
Это только холодная пыль, вода
Небо плачет мельчайшими каплями льда
Неподвижна стынет из чистейшей воды река,
Смыслами не наполненная никак
ими. У нищих духом блаженство дорог и сфер
Им не в назидание Агасфер.
Нету смысла медлить и нет идти,
Если путь есть забвенье любого пути,
Если путь лишь смиренье пред мощью масс
Воздушных. А тебе, пока катишься со скалы на скалу,
Нет ни верха ни низа, ни встреч ни рас-
ставаний, ни благословение ни хулу
Не успеть окрестить ни благостью ни хулой.
Тут бы мельком, краешком глаза высь
Зацепить, как в причастие из вереницы людей целовать аналой
Или что там на нем? Минуты сошлись –
Небеса распростерлись: согласье везде,
Даже если ты не согласен. Пока
Распадается свет в поднебесной воде
Управляй паденьем, подставляя бока
Пролетающим мимо неподвижным камням,
Извиняясь когда успеть довелось,
Что тревожишь зарю векового дня
Вызывая вполне справедливую злость.
Но вообще камней потревожить сон
Просто так не сможешь ударом простым:
Заворожен каждый из них, невесом,
Созерцаньем бархатной высоты.
У воздушных шаров завет простой
(И душа легка и жизнь легка):
Счастье быть наполненным пустотой
Неподвижной как белые облака.
Вот деревья, в кронах живут стрижи,
Наблюдая полет коротают век.
Бесполезно пытать, зачем им жизнь.
Те летают, эти растут в траве.
У огня движенье, пока есть, что жечь.
У реки пока перепад высот,
У людей возможно играет речь
Эту роль. А может наоборот:
Это речь в движеньи, пока есть, что жить.
Ведь, чего не скажешь, летя кувырком,
Со скалы, постоянно теряя нить
Разговора с теми, кому легко
И понятно все, и даётся все,
Чем довольны есть и были всегда.
И неспешно поток облака несет.
Отражает свет в белом спектре вода.
И сияет жизнь белизной идей,
Отражений идей выбеленных до бела.
Не бывает таких чисто мытых людей
Даже в миг, когда мать только что родила.
Не бывает людей настолько простых,
Чтобы суть описать в четырёх словах.
Но, пока летишь с большой высоты,
От возможностей кружится голова.
И все ближе миг касанья земли
(Холодна и нежна, если ходишь босой).
За секундой секунда пролетает в пыли
Из воды оседающей на теле росой.
Предвкушенье касанья касанья сильней.
И достаточно лишь пожелать пока
Не коснулся ещё... Шанс на шанс, что из самых тяжёлых камней,
Получаются самые белые облака.
2
Рыба может отомстить.
Впиться косточкою острой
В нёбо нежное твоё
В час, когда ты ешь её.
Рыба может только мстить.
Коротая век средь тины,
Наблюдая жизнь скотины,
Что пришла на водопой,
В грезах представляя бой,
Что венцом послужит мести
И не сбудется лет двести,
Ждать, когда у берегов
Поплывут тела врагов.
Рыба хочет отпустить.
Этот мир с его борьбою.
Смотрит в небо голубое
Сквозь зелёную волну
С неозвученной мольбою.
И в ответном взгляде неба
(Хоть и знает, что нелепо)
Взглядом чувствует вину.
Рыбе важно всех простить.
То есть, поздно или рано
В шутку все перевести,
Чтобы сон людей спасти.
3
Хочу отмыться от гнева
В этом мире обижающих друг друга людей.
Старающихся подкрасться понезаметней и навестить люлей
Побольней.
Удовлетворенных временной сменой ролей.
Как будто белый можно получить из особого сочетания теней.
Как будто красный и синий в сумме дают золотой.
Как будто в хаосе линий содержится больший отстой,
Чем в их порядке. И за последней чертой
Не ждёт ещё одна последняя черта. Но постой...
Может быть, я просто слаб и просто в чем-то не прав.
И в этом мире достаточно справедливости и добра.
Ну вот, хоть Солнце же восходит! А тебе повзрослеть давно пора.
Игра, конечно, идёт, но это твоя лишь игра.
Достаточно просто что-то такое однажды понять,
Чтобы раз и навсегда помирить меня и меня.
И тогда конечно не на кого будет пенять,
И много времени свободного, ведь не перед кем извинять
Ся. Но нестройный хор в голове никогда не прекратит
Вечерний звон на заученный с детства мотив
На тему, кто кого пьёт и кто благодаря кому жив.
Иногда диву даешься: насколько слаженный коллектив.
Интересно я один такой или кто-то слышит еще?
Или звук приглушен прилетевшим от ближних лещем?
И, кажется, будто однажды в тайный клан посвящён
Старых мудрых вещей. Что-то между зеркалом и борщом.
И ты не один, когда вдруг встречаешь тех, кто вовремя распознал,
Какой у этой дороги будет счастливый финал.
Бенефит, конечно, мал,
Но кто и что тебе обещал?
Так что все, что остается: остановиться или вовсю скакать,
Наполнив сердце рассветом, уперевшись взглядом в закат.
Но все же жизнь, скорее не гонка, а разной глубины река.
И вряд ли по этой реке пройти посредством готовых лекал.
И вряд ли удовлетворится в покойной тиши
Забытьем подобие Бога в виде одинокой души,
Где вдвоём с ним хоть играй, хоть пиши
Хоть просто дыши,
Но что бы вдвоем. Чтобы видеть себя одним из огней.
Где товарищ Хрущев посреди свиней,
Где неясно, за что тебя любят, но тем ценней.
И звезда висит, чтобы смотреть на неё и за ней,
Может быть, видеть вдаль и немного поверх
Голов.
Где порой пролетает раненный стерх.
А улов из слов
Постоянно связан с игрой
Оных. И герой лирический на все готов,
Чтобы выпасть на вдох из вех и вечных оков
Дошедшего до зенита дня,
Когда поздно медлить и поздно менять коня,
Равно как и поздно кому-нибудь что-нибудь объясня
Ть. Мир таков, каков есть и, как уже сказано, не на кого пеня
Ть. А на выдох вернуться.
Ну что ж, пожалуй, он в праве своём.
Ведь окно Овертона это всего лишь проем
В смысловом потоке. И, если он для тебя на восьмом,
Или девятом, то совсем выпадать опасно. И смысла грустить о том,
Что утро прожито, нет. И река течёт,
И дубы со стрижами на месте, и облака и ещё
Не особо кому-то, пока что, предъявлен счёт.
И никто от церкви своей не отлучен.
И для слов, и для жизни пока что ещё простор.
И имеется кол, и к нему прилагается двор.
И не кончен с другом начатый разговор.
А, когда разгребешься, появляется время на твор
Чество.
4
Всецелое да Риму и нет новой волне.
Более древние имеют право, а вы не
Имеете. Только вот оно на не-
Нависть. Война всегда идёт за то на чьей стороне
Справедливость. И цена
Здесь вековечная вина,
Возможность воспрять ото сна
И увидеть. Так вот же она,
Истина.
Однако, что-то она темна.
А трезвый взгляд натыкается на
Тоску и скуку на все времена.
И права всегда оказывается только одна
История.
Свидетельство о публикации №125100500413