Охота на караваны

Под рваным куполом афганского рассвета,
Где скалы выжжены и воздух сух и густ,
Мы уходили, не дождавшись и ответа,
Сжимая автомат под лямками и груз.

Приказ был прост, как выстрел в тишине кромешной:
«Найти и перекрыть. Засесть. И тихо ждать».
И караван, тропой идущий той неспешной,
Должны мы были здесь, у «духов», отобрать.

Мы растворялись в камне, в пыльной серой глине,
Сливаясь с тенью гор, что прятали от глаз.
И каждый шорох был предвестником лавины,
И каждый вздох мог стать последним в этот раз.

Текли часы, как кровь из порванной артерии,
Сжималось сердце в ледяной, тугой комок.
Здесь нет ни веры, ни пустого суеверия,
Лишь палец на курке и выверенный срок.

И вот они... идут. Как призраки пустыни.
Навьючен мул, в руках старинный «бур».
И смерть и жизнь сплелись в картине той отныне,
И воздух дрогнул, предвещая бурю.

Короткая команда, выдох сквозь ресницы,
И тишину вспорол свинцовый ураган.
Мелькают тени, искажённые их лица,
И пахнет порохом жестокий Афган.

Огонь в ответ. Свистят над головою пули,
Рикошет бьёт о камень, высекая пыль.
Мы здесь, в засаде, в этом огненном загуле,
Где жизнь – лишь миг, а смерть – жестокая быль.

Вот кто-то пал, не вскрикнув, рядом, слева...
А справа – матом кроет пулемёт.
И нет здесь праведного Божьего гнева,
Лишь тот, кто выживет, до базы добредёт.

Закончен бой. Дымки от гильз ещё витают.
И тишина давит сильней, чем крик и стон.
Живые мёртвых по ущелью собирают,
И чей-то прерван здесь мучительный предсмертный сон.

Мы возвращались, унося с собой трофеи,
И тяжесть ту, что не измерить на весах.
Мы шли домой, в тот миг ничуть не по старея,
Но с вечной проседью в душе и волосах.