Преображение

               Оказался я как-то раз случайным свидетелем интервью, которое наши телевизионщики брали у очень, ну прямо таки глубоко пожилой дамы. Ее в инвалидном кресле привезла на интервью внучка, по ее поведению было видно, что она очень заботливая и любящая бабушку, причем любящая искренне, а не на показ, девушка лет 19. Расположилась эта живописная группа возле скамеечки на «объекте», который я убирал. И вот задает журналистка пожилой женщине вопросы: когда та приехала в наш город, ее первые впечатления, место ее первой работы, где и как познакомилась с мужем и т.д. Манера и стиль, в которых отвечала пожилая дама, удивили меня, обороты ее речи были не привычны для моего слуха, они словно бы были предназначены для других мест и другого времени, я стал внимательно прислушиваться к вопросам и ответам, и уже только делал вид, что подметаю дорожки. А уж когда на невинный вроде бы вопрос: « Что вам запомнилось из вашей молодости?» пожилая женщина, сидящая в инвалидной коляске, беспомощная на вид, сгорбленная, с трясущимися руками, высохшими пальчиками, похожими скорее на куриную лапку, чем на человеческую руку, в своей старинной, еще, наверное, из давней своей молодости,  прическе – жиденькая косичка серо-пепельных волос была собрана в подобие короны,- в шерстяной кофте крупной вязки, теплой, наверное, и связанной, скорее всего, руками заботливой и любящей внучки, с красивой старинной брошью из эмали  на груди, - вдруг начала рассказывать, как она в первый раз попала на бал в дворянском собрании, и как кружилась в первой в своей жизни мазурке, с трудом сдерживая довольную улыбку, пунцовая от ощущения заполнившего ее счастья и радости, и как бравые гусары и драгуны наперебой приглашали на танец именно ее, и как из-за нее едва не произошла дуэль… я чуть не охнул вслух. Мне, темному и недалекому отпрыску из семьи крестьянки и сельского служащего, отравленного Марксистко-Ленинскими теориями,  вдруг почему-то подумалось, что бабушка эта дожила уже до такого возраста, что выдает желаемое за действительное и решила рассказать чью-то, но отнюдь не свою, историю жизни. И это вот передо мной в кресле сидит дворянка?
  И тут случилось нечто удивительное: бабушка словно услышала слова, пришедшие мне в голову. Она обернулась к внучке и что-то негромко сказала ей. «Бабуля, может, не надо?- с сомнением на красивом личике спросила внучка. – Надо»,- твердо ответила бабуля. Внучка помогла ей встать с кресла. Бабушка на наших глазах каким-то образом выпрямилась, плечи ее расправились, подбородок приподнялся, морщинистое землистое лицо как бы поменяло цвет и стало светиться изнутри, глаза сверкнули сквозь стекла очков, она неожиданно грациозным движением сняла очки и мы увидели, что глаза у нее цвета спелой сливы. Голова ее на длинной, почти как у Нефертити, шее, приобрела, как пишут, «царственную осанку». Прическа ее стала именно короной волос. Ее прямой спине могли бы позавидовать гусары вместе с драгунами и прочими строевыми офицерами. Она набрала в легкие воздуха и мы явственно увидели, что под толстой вязанной кофтой у нее есть грудь.
  Мы все молчали. Слов просто не было. Оператор, слава Богу, камеру от растерянности не выключил.
- Можно я вас сфотографирую для журнала ? – робко спросила журналистка.- «Фотоискусство» конкурс объявило на лучшую фотографию о наших современниках…
- Можно, - царственно кивнула красивой головой роскошная пожилая женщина.
Сказать, что я был в шоке – было явно недостаточно. Я был оконфужен, пристыжен и разбит в пух и прах.         
    «- Все-таки порода есть порода,- подумал я. – И Марксистко-Ленинские теории с этим ничего не смогли сделать. Интересно, а возможно ли такое, что у них в самом деле в жилах течет голубая кровь? Что если это правда?»
  Всего полчаса назад ответ мой на этот вопрос был бы однозначным. Теперь же, после увиденного, я просто не способен был на категоричные ответы.
   Я никак не мог отвести свой взгляд от этой женщины. Она посмотрела в мою сторону – а мне показалось, что ее черно-сливовые глаза находятся прямо перед моим лицом и ее взгляд проникает внутрь меня и производит там, внутри, какую-то непонятную для меня работу. Меня это и испугало и ввело в состояние эйфории. Я словно сдался кому-то невидимому и могущественному на милость. И был от этого чрезвычайно доволен. Но… Царственная особа опустилась в свое кресло и вновь превратилась в пожилую старушку, про которую можно было сказать: «Это была женщина со следами былой красоты…».
  Я продолжил подметать дорожки от осенних разноцветных листьев, бригада журналистов собрала свое имущество и пошла к припаркованной машине, внучка не спеша покатила коляску с бабушкой. Все закончилось.
  Я почему-то остановился и решил посмотреть вслед уходящей с коляской девушке. Она в этот момент тоже остановилась, посмотрела в мою сторону через плечо и развернула коляску с бабушкой так, что я смог опять увидеть лицо и глаза пожилой женщины. Свои очки она держала в дрожащей руке, потом посмотрела на меня – и я почувствовал, словно меня укололи острым кончиком шпаги. Боль от этого укола была буквально физическая – у меня заныло место укола на груди, и я непроизвольно даже почесал его.
  « Это вам за ваше неверие, - смеялись черно-сливовые глаза. Смех этот был не злым,не  торжествующим, а каким-то таким… словно меня погладила по голове нежная ручка молодой барышни.
 « Простите меня и спасибо за науку, - я благодарно поцеловал эту нежную ручку.
« Будьте счастливы…  И не желайте мне того же. В моей жизни все это уже было. И с избытком…»
    Внучка развернула коляску и скрылась за углом. Журналисты уехали. Я нехотя продолжил свою работу. Все.     05.10.25