Дорога на Амстердам
Маргарита "на донышке" звездит в телешоу "У Фрица".
Генрих курит с балкона и, как уроненный фауст-снаряд,
Готов взорваться к чертям или хотя бы напиться
(Чтоб ненадолго забыться, и даже наверное рад
Был бы в ад к этим самым чертям провалиться).
Генрих ржавым замком запирает свой старенький дом,
Заводит Хорьх, мотор ожидаемо глохнет.
В злачной голландской столице Вагнер ждёт его со шприцом,
Полным надежды, и Генрих кричит магнитоле: "Алоха,
Детка, я разве хоть раз говорил "это плохо"?"
Радио крутит дуэт Маргариты всё с тем же Фрицом.
Генрих меняет волну, комментарий напишет потом.
Хорьх, дребезжа и чихая, мотает дорогу в закат.
По колее незаметно растянута Норнова пряжа.
Генрих однако хитёр и не трус, он её замечает и даже
Почти объезжает, но дрогнет от тряски рука,
Генрих устал, его бесит в игре в дурака
Несостоятельность выбора между смолою и сажей.
Крест — бутафорский, поэтому ноша легка,
Но тем не менее чуточку обескуражен.
Надо собраться и выдержать, внешне смеясь,
Глупость обрядовых па, подобающих мачо:
"Ты не психуешь, ты просто решаешь задачу,
Зная, зачем. А слова ни бельмеса не значат".
К встрече, как к бою, готовит больного себя
Генрих, будто не видя, как ловит его колея.
Вагнер, собственно, тоже — потерян, рассеян, разбит.
Усмехается в сторону, прячет себя рукавами.
Из приёмника льётся слащавый заезженный хит:
"Я уже никогда не вернусь на забытую родину к маме".
Ну давай, мой хороший, побудем плохими детьми,
Поскорее войдём в ритуал внутривенный братаний,
Так возьми меня полностью, душу больную возьми:
Я устал, я безумно устал, mon ami.
Ветерком по виску, разве каждое лыко в строку?
Вагнер с ужасом смотрит, что Генрих за гранью ку-ку,—
Машинально, уставившись в прошлое, чистит ружье,
Повторяя под нос: "Да забудется имя твоё".
Неуклюжей походкою Курта подходит к окну,
Саданув по стеклу, начинает палить в тишину,
И от кардиоритма дуплетов сойдёт благодать.
Доживём ли до завтра? — Ответ, к сожаленью, не "да".
Свидетельство о публикации №125100407690