Перевод. The Revelation by R. W. Service

ОТКРОВЕНИЕ

Всё тот же бег с утра пораньше, всё тот же гам и суета,
Всё тот же самый стол конторский, всё та же скука и тщета.
Всё те же пыльные гроссбухи, всё тот же поезд, та же грусть...
Смогу ли я принять всё это, когда опять туда вернусь?

Мы вырвались из клетки этой, сменили перья на штыки,
Сердца отвагой разогреты - не неженки, а мужики,
Мы поняли, кто мы такие, мы мускулисты и сильны.
И что нам делать в жизни прежней, когда вернёмся мы с войны?

Кто раньше крючился за стойкой, широкоплеч и статен стал,
Конторский узник, хилый, бледный, и загорел, и возмужал.
Шагаем твёрдо, смотрим гордо, и страсть горит в глазах у нас,
Тех, кто не струсил кинуть кости в игре со смертью в трудный час.

Ну вот, вернёмся  мы к рутине, нам будет босс мозги вправлять,
Тусклы портьеры, стены серы... И вдруг привидится опять:
Представьте: ночь, простор безбрежный, и пламя в небе над тобой,
Впадаешь вновь в азарт и трепет, и - ах! - опять грохочет бой!

Неужто прежде, чем клиенту ты принесёшь пакет муки,
Исчезнут полки -  только поле, «колючка», да с песком мешки?
Вдруг спросит кто пол фунта чая, а ты услышишь ветра вой,
Разрывы дальние снарядов и посвист пуль над головой.

Неужто ты понять не можешь, что это с нами навсегда?
Добро и зло, победы, горе - пройти не могут без следа.
На серой ткани нашей жизни узоры алые тесьмы,
Как память о былых сраженьях, в которых побывали мы.

Да, мы готовы к приключениям и чести рыцарской верны.
Что ждёт: успех или крушение нас на полях чужой страны?
Вкусим сполна солдатской доли, надеясь славу заслужить,
Погибнем, может...Но, ей-богу, на всю катушку будем жить!

Дышать мы будем полной грудью, и будут звёзды нам близки,
Мы будем по-мужски сражаться, и смерть мы примем по-мужски.
Всё будет: радость, боль и слёзы. Но будут все они бледны
Пред тем, что пережить придётся, когда вернёмся мы с войны.

Быть может, ты торгуешь в лавке, а может, учишь школяров,
Или просиживаешь брюки в конторе с кипою счетов,
Или навязываешь людям джем или порошок зубной...
Как жить и что мы делать будем, когда вернёмся мы домой?

---
The Revelation

The same old sprint in the morning, boys, to the same old din and smut;
Chained all day to the same old desk, down in the same old rut;
Posting the same old greasy books, catching the same old train:
Oh, how will I manage to stick it all, if I ever get back again.
We've bidden good-bye to life in a cage, we're finished with pushing a pen;
They're pumping us full of bellicose rage, they're showing us how to be men.
We're only beginning to find ourselves; we're wonders of brawn and thew;
But when we go back to our Sissy jobs, -- oh, what are we going to do?
For shoulders curved with the counter stoop will be carried erect and square;
And faces white from the office light will be bronzed by the open air;
And we'll walk with the stride of a new-born pride, with a new-found joy in our eyes,
Scornful men who have diced with death under the naked skies.

And when we get back to the dreary grind, and the bald-headed boss's call,
Don't you think that the dingy window-blind, and the dingier office wall,
Will suddenly melt to a vision of space, of violent, flame-scarred night?
Then . . . oh, the joy of the danger-thrill, and oh, the roar of the fight!
Don't you think as we peddle a card of pins the counter will fade away,
And again we'll be seeing the sand-bag rims, and the barb-wire's misty grey?
As a flat voice asks for a pound of tea, don't you fancy we'll hear instead
The night-wind moan and the soothing drone of the packet that's overhead?

Don't you guess that the things we're seeing now will haunt us through all the years;
Heaven and hell rolled into one, glory and blood and tears;
Life's pattern picked with a scarlet thread, where once we wove with a grey
To remind us all how we played our part in the shock of an epic day?
Oh, we're booked for the Great Adventure now, we're pledged to the Real Romance;
We'll find ourselves or we'll lose ourselves somewhere in giddy old France;
We'll know the zest of the fighter's life; the best that we have we'll give;
We'll hunger and thirst; we'll die . . . but first -- we'll live; by the gods, we'll live!

We'll breathe free air and we'll bivouac under the starry sky;
We'll march with men and we'll fight with men, and we'll see men laugh and die;
We'll know such joy as we never dreamed; we'll fathom the deeps of pain:
But the hardest bit of it all will be -- when we come back home again.


We'll breathe free air and we'll bivouac under the starry sky;
We'll march with men and we'll fight with men, and we'll see men laugh and die;
We'll know such joy as we never dreamed; we'll fathom the deeps of pain:
But the hardest bit of it all will be -- when we come back home again.

For some of us smirk in a chiffon shop, and some of us teach in a school;
Some of us help with the seat of our pants to polish an office stool;
The merits of somebody's soap or jam some of us seek to explain,
But all of us wonder what we'll do when we have to go back again.