Губы

Всё началось с того дурацкого видео. Какой-то щенок-бульдог
(да, морда — вылитый мопс, только двуногий) довёл училку до
белого каления. Та, понятное дело, сорвалась — ну кто
выдержит этот цирк? А этот недоросль по последней моде снял
на мобильник только финал — как тётка орёт, а его провокации
вырезал. Заказ? Не иначе. То ли заморские, то ли местные
шакалы — цель ясна: развалить школу. И, конечно же,
в авангарде — всякие недоросли с одобрения таких же
недорослей-родителей. Яблоко от яблони недалеко падает,
как говорится... Хреново падает. Потом — школьная линейка.
И тут — фейерверк! Одна особа... Ну, вы поняли:
либо муж — тряпка, либо сама — бесхозный паровоз,
обделённый вниманием, решила прославиться.
Кричит на всю площадь, что учительница — последняя сволочь
и всё такое... Бедная учительница — в слёзы. Не понимает,
чего от неё хотят. А та— сказала слово, и всё! Правда это
или нет, неважно. Тебя уже вымазали в грязи, и злые языки
(ох уж эти языки!) понесут эту сплетню, как знамя.                Тут-то меня и дернуло вмешаться. Написал, что это некрасиво,
неэтично, низко, так нельзя... Вроде, все нормально. Но!
Как черт из табакерки, выскочила ее подруга — из той же
банды, только с усиленным зарядом безумия. Эта — не просто
«бесхозная», эта — сам шайтан в юбке, готовая показать всем,
где раки зимуют, и не только раки.     — Правильно она сделала!
Так ей и надо! — заорала она, и понеслось... Как танк по
минному полю — грохот, грязь, осколки. И мне, конечно,
досталось по полной. Но самое жуткое, что врезалось
в память,— это её губы. Не просто пухлые, нет.
Это были неестественные силиконовые валики на пол-лица.
Настоящие «ГУБИЩИ». Я тогда подумал: «Надо же их чем-то
 занять, а то сами по себе они — страшилище». Зачем она
их сделала? Чтобы пугать детей? Или цеплять корабли в порту?
И ещё по глупости написал: «Ты что, объелась колючек?»
О, Аллах! Прости меня, неразумного. Что тут началось!
Это был конец света! Я быстро закрыл страницу.
Спорить с такими губами — себе дороже. Заснул с мыслями о них.
Думал на этом все закончится. Но, не тут-то было…
Заснуть то я заснул, а вот …
Короче слушайте:Тусклый свет фонаря в захудалом кабаке
выхватывал из полумрака лица-маски. Я сидел, уставший,
пытаясь утопить скуку в стакане мутной жижи.
Снова мысли о губах… Ох уж эти губы! Изгибы, обещания, ловушки.
Дар Божий? Или проклятие? Могут заставить заику онеметь
от восторга. Могут быть слаще мёда. По ним тоскуешь,
пока сердце не растает. Но они могут превратиться и в
адскую многоствольную пушку, стреляющую картечью упреков
прямо в душу... Хотя потом, в тишине, все обиды забываются,
и в маленькой квартирке наконец-то раздаётся шёпот
о счастье...   Сон. Или упрёк за вчерашний день?
Он был таким ярким, что грань между сном и явью истончилась.
Я стоял? Шёл? Нет... Она приближалась. Или я? Всё как в том
ночном кошмаре. И тут я увидел. Они свисали. Не просто
«пухлые» или «чувственные». Это было нечто чудовищное.
Её губы — неестественно огромные, глянцево надутые, как два
перекачанных пожарных рукава, — свисали. Серьезно.
Ниже подбородка, мимо ключиц, упрямо устремляясь вниз,
к талии... к пупку... к коленям?!  Они колыхались при каждом
шаге, как огромные розовые медузы, едва не задевая пол!
Я замер. Разум кричал: «Этого не может быть!», но глаза
не лгали. Шок парализовал меня. В носу защекотало от
запаха дешевой силиконовой резины. «Ну и что? — слабо
попытался успокоить меня внутренний голос, похожий на
писк испуганного мышонка. — Губы и губы. Главное, чтобы
не были слишком грубыми... и чтобы не сбивали прохожих с ног».
Я делал вид, что это нормально. Что эти гигантские,
раскачивающиеся из стороны в сторону, как маятник над
пропастью, розовые сосиски — просто дань моде.
«Чушь!» — бормотал я, наблюдая, как они плывут по воздуху,
задевая лампочки и вызывая у официанта приступ паники…                Представил, что я в Африке. Там же в моде шеи-ходули,
тарелки в губах, которые тоже свисают. Может, там это и
нормально. Но мы-то цивилизованные! Наш разум должен
оберегать нас от такого...
самосовершенствования! Но тут, словно удар кирпичом по
голове (хотя в баре не было кирпичей), в мозг ворвалась
тупая, нелепая мысль-диверсия. И мой язык, предательски
опередив рассудок, выдал стишок, от которого мне самому
стало стыдно:
«Ой! Что за горе! Караул!»
Ты где достала саксаул?
Наелась бедная колючек!
Иль с тварью встретилась гремучей?
А может, это скорпион?»
Тишина. Ледяная, звенящая, как разбитый хрусталь.
Её глаза, прежде томные, расширились до размеров блюдец,
отражая невероятное изумление, а затем — цунами ярости.
Мне показалось, что невидимый великан схватил меня
за шею ледяными клещами. Раздался хриплый шёпот,
полный смертельного презрения. И тут я понял, что это
силикон! И, как бы, в оправдание своей глупости пробормотал:
«Не-е-ет! К счастью, это силико-он!»
Слово повисло в воздухе, тяжёлое, чуждое, как инопланетный
вирус. «Силико-он». Звучало как приговор. К счастью?
Сомнительно. Скорее к моей неминуемой и мучительной кончине.
Я почувствовал, как волосы на висках не просто седеют,
а выпадают клочьями и превращаются в пыль. За эти секунды.
Всё как-то само собой уладилось (точнее, меня просто
унесло потоком событий).               
Потом мы почему-то оказались в трамвае. Неловкость размером
с вагон. Говорили «ни о чём» — о том, что «моросит дождь»,
что «трамвай скрипит, как старуха на лавке», что «проезд
дорожает быстрее, чем растут её губы» (это я про себя), —
избегая взглядов и осуждающих шёпотков пассажиров.
Её Губы занимали целое сиденье. Я, пытаясь загладить
чудовищную оплошность и выглядеть галантным, пролепетал
что-то о погоде и сунул ей то, что нашёл в кармане:
тёплую маленькую бутылочку колы, купленную на бегу у
спекулянта.               
Она взглянула на бутылку, как на гремучую змею, готовую
ужалить её сокровище:
 - Фу-у! Не могу! Кислота! Я обожгу губы! Моя попытка
быть джентльменом провалилась в пропасть силиконового ущелья.                - Отложи в сторонку, — буркнул я, чувствуя, как лицо
пылает, как сигнальный фонарь, — и колу лей себе в воронку.
Глупость достигла стратосферы. Но тут вмешалась судьба в
лице маленькой сморщенной старушки, похожей на высохшую
грушу. Она ткнула костылём в ближайшую выпуклость на сиденье.                - Доченька, подвинься, ради бога! Убери свои губы!
Они и твёрдые, и грубые! Мне неловко на них сидеть!
За ними нужно вам следить!                Это стало детонатором. То, что мирно дремало (или бурлило)
в глубине этой силиконовой красавицы, проснулось.
Проснулось с атомным рёвом.               
О боже! — мелькнуло в голове. — Зачем я дал ей эту
проклятую колу?! Теперь меня точно сожрут... губами!                Она взревела. Не просто закричала — взревела, как стадо
слонов на охоте, умноженное на сирену паровоза.
ь, и, не помня себя от животного ужаса, рванулся к двери.
Трамвай ехал, не останавливаясь. Но панический
ужас — лучший допинг. Я прыгнул, как олимпийский
чемпион по прыжкам в бездну, дёрнул за красную ручку,
на которой было написано «Не трогать! Убью!»
(проклятия кондуктора слились с общим рёвом), и вывалился
на мостовую, едва не угодив под колёса грузовика
с надписью «Силикон-Опт». Откатился в лужу, вскочил
и помчался как угорелый, не разбирая дороги.
Всё это было смешно только для стороннего наблюдателя,
которого, к счастью, не было. Я хотел лишь проявить
вежливость, а в мечтах... ну, может, думал о романтике...
Теперь мечты превратились в фильм ужасов.
И тут случилось нечто, превосходящее все, даже самые
безумные, фантазии. Раздался странный, влажный,
отвратительный звук «ЧМОК-ШЛЕП!», похожий на звук
отрывающейся от лобового стекла «Белаза» гигантской
присоски. Я обернулся на бегу. Ужас сковал тело сильнее,
чем паралич. Её губы — два розовых силиконовых
дирижабля — оторвались от лица! Они
е слезы гигантского слизня, а затем с жутким свистом,
как торнадо, ринулись за мной! Я вскрикнул
(не своим голосом) и побежал так, как не бегал даже
от школьного физрука с ремнём. Сердце колотилось,
отбивая ритм техноапокалипсиса. Губы неслись следом,
чуть ли не шипя, как злые кошки. Они издавали противные
хлюпающе-свистящие звуки. Я отчаянно размахивал шапкой,
как рапирой, пытаясь отразить атаку. Один страшный удар —
липкая, упругая, пахнущая китайской помадой масса
врезалась мне в затылок, пытаясь обвиться вокруг него,
как удав. С трудом, с отвращением я отбросил ее
в сторону. Но они тут же вернулись, нацелившись на лицо,
явно пытаясь присосаться к нему, как гигантская пиявка.
Спастись можно было только бегством. Я свернул в тёмный
переулок, надеясь, что они заблудятся. Начался Адский кросс.
Я мчался в гору — липкие тени для губ шлепались на
асфальт позади меня, оставляя влажные силиконовые следы.
Я порывами ветра от их движения. Они были повсюду!
Как демоны, порожденные моей глупостью и больным
воображением индустрии моды и красоты. Я забежал во
двор и взлетел по шаткой лестнице на чей-то сеновал,
надеясь укрыться в пахнущем сеном полумраке.
На секунду показалось, что наступила тишина.
Я прислонился к стене, задыхаясь...
И тут из темноты вынырнула одна Губа и ШЛЁПНУЛА меня
по лицу, как судьба пощёчиной! Вторая тут же попыталась
обхватить мою ногу. Разбуженная бабка с тяпкой,
приняв меня за вора, ударила меня по спине.
Боль придала гепарду скорости. Я вылетел с сеновала
так, что Губы едва успели увернуться.               
Всю ночь я бежал. По пустынным улицам, через
скверы, где мои губы чуть не запутались в ветках,
хлюпая от ярости, по крышам гаражей, где я спотыкался
о спящих котов, которые шипели на моих преследователей.
Я прятался за мусорными баками (губы шлёпались о мусор,
издавая отвратительное чавканье), забирался на фонарные
столбы (они бились о металл, как мячи), нырял в подворотни.
Они преследовали меня с дьявольским упорством и какой-то
нечеловеческой обидой. То стремительно нападали,
то зависали в темноте, как зловещие розовые НЛО,
освещая путь своим глянцевым блеском. Я дрожал от холода,
страха и всепоглощающего отвращения к искусственным
материалам. Я выбился из сил. Лишь под утро, когда
первые лучи солнца окрасили небо в грязно-розовый цвет
(цвет её губ!), погоня прекратилась. Губы сдулись,
как проколотые шарики, издав жалкий хрип, и растворились
в предрассветном тумане, словно кошмарный сон.                Я очнулся на полу, в обнимку с перевернутой табуреткой.
Во время ночной погони я устроил войну с собственной
железной кроватью, которая теперь выглядела как экспонат
современного искусства под названием «Агония металла».
 Весь день я ходил как зомби, убитый горем, недосыпанием
и абсурдностью пережитого. Мир казался враждебным театром
абсурда. Но к вечеру, глядя на свое изможденное,
в синяках (от кровати и губ?) и с новыми седыми прядями
в витрине магазина «Все для пластики» до меня дошла
простая, как лом, истина, выстраданная этой безумной
ночью: «Нельзя тревожить Силико-он! Иначе потеряешь Со-н».
Хорошо, если только сон, а то можно ненароком и голову
потерять.               
И дело не только во сне. Дело в той чудовищной силе,
которую люди вкладывают в погоню за навязанным, порой
уродливым идеалом. И в том, как эта сила, вырвавшись на
свободу, может преследовать тебя по пятам, лишая разума,
сна и чувства собственного достоинства. Губы… Да, они
могут быть прекрасны.